Глеб Голубев - Улугбек Страница 31

В городах и селениях о времени начала и конца каждой молитвы извещали своими пронзительными криками азанчи с высоты минаретов. Но в пути или в поле каждый правоверный должен был сам выбирать требуемый момент.

Вот почему в арабской астрономии такое внимание уделялось точности наблюдений. Собственно, арабской ее можно называть только условно. Завоевав много стран и насадив там ислам, арабы тем самым как бы присвоили себе и все культурные достижения порабощенных ими народов. Все, что в Иране или Средней Азии открывалось нового, долгое время входило в историю науки как арабское. Об истинной национальности ученых-открывателей частенько забывали и умалчивали. Забыли даже, что цифры, которые весь мир до сих пор называет арабскими, изобретены в Индии. Арабы же до этого пользовались для обозначения чисел буквами.

...Много любопытного узнавал Улугбек из книг и бесед с учеными.

Казы-заде познакомил его с трудами великого Мухаммеда-бин Мусы ал-Хорезми, вынужденного покинуть свою родину, память о которой он сохранил не только в сердце, но и в собственном имени, и отправиться в Багдад. Там уже в IX веке существовала большая обсерватория, хорошо оборудованная многочисленными приборами и инструментами для наблюдений. Под ее сводами ал-Хорезми написал свой знаменитый трактат «Хисаб-ал-джебр вал-мукабала», по первым словам названия которого получила впоследствии имя новая область математики — алгебра.

Он тщательно изучил астрономические таблицы, привезенные из Индии, переработал и уточнил их на основе собственных многолетних наблюдений. Ал-Хорезми усовершенствовал также важный прибор для наблюдений — астролябию — и написал интересный «Трактат о солнечных часах», без которых тогда невозможно было следить за безостановочным бегом времени.

При нем было произведено одно из удивительнейших исследований нашей планеты: в долине Сан-нар, в Месопотамии, измерили длину градуса меридиана, чтобы точно узнать размеры Земли. Впервые такое исследование провел, как уже говорилось, еще греческий ученый Эратосфен. Но он сделал это косвенным способом, по разнице в величине полуденной тени в египетских городах Александрии и Асуане, находящихся примерно на одном меридиане.

Арабские же астрономы провели измерения уже непосредственно и более точно, пользуясь длинным шнурком, да еще повторили их неоднократно, чтобы не получилось ошибки. Этот удивительно смелый по замыслу и простой по выполнению опыт дал блистательные результаты.

Из небольшого селения возле Хорезма происходил и другой замечательный ученый, живший в начале XI века, — ал-Бируни. Он увлекался многим и оставил после себя свыше ста работ по астрономии, физике, математике, медицине, истории и даже лингвистике. Почти треть их он посвятил астрономии.

Ал-Бируни немало лет провел в Индии, изучил там санскрит, и знание языка раскрыло перед ним сокровенные книги местных ученых. Он подробно рассказал о них в своем труде «Хронология древних народов Востока». Теперь Улугбек, читая эту книгу, узнавал массу интересного о происхождении и особенностях исчисления времени у самых различных народов: согдийцев, арабов, персов, греков, евреев, сабейцев и магов. Через несколько лет он подойдет к этим весьма запутанным проблемам уже как исследователь и посвятит им немало места в своей «Звездной книге».

Улугбек запоминал новые, еще странно и чуждо звучавшие для его уха термины: эвекция, вариация, эксцентричность лунной орбиты... Он читал о том, как ал-Бируни поднялся в Индии на гору высотой в шестьсот пятьдесят два локтя, чтобы по-новому измерить величину земного шара без всяких шнурков, и восхищался его выдумкой.

С любопытством рассматривал Улугбек таблицы, составленные Мухаммедом ал-Баттани, за которым упрочилась слава непревзойденного по точности наблюдателя. Их почему-то называли «зидж» — словечком, взятым из обихода ткачей. Улугбека удивило это, и он начал расспрашивать своих наставников о происхождении такого странного названия.

— Да, словом «зидж» ткачи именуют уток,— втолковывал ему нетерпеливый Гийасаддин-Джемшид. — Но разве ты не видишь сам, что эти таблицы напоминают своим видом канву, которую ткач натягивает на уток? Зачем задумываться о таких мелочах? Читай внимательно сами таблицы...

Улугбек пробовал читать их, но почти ничего не понимал в однообразных шеренгах букв, которые следовало расшифровывать цифрами. И, наверное, правитель очень бы удивился в этот момент, если бы ему сказали, что через несколько лет он сам станет составлять еще более обширные таблицы и точностью наблюдений превзойдет даже прославленного ал-Баттани.

Забыв обо всем, правитель странствовал в тишине своих покоев по разным векам и странам. Он задумывался, встретив в одной из книг Бируни примечательные слова:

«Однажды я увидел одного человека, который считал себя знаменитым и ученейшим в искусстве предсказания по звездам. Поскольку он желал получить результаты того, что предопределяют звезды, он искренне верил, по невежеству своему, в сочетание светил и искал в их связи результаты воздействия на человека и события».

«В самом деле: почему год, начинающийся понедельником — днем Луны, должен быть непременно хорошим? — размышлял Улугбек. — Звездочеты говорят, будто в такой год станут выпадать обильные дожди, хорошо уродятся хлеба и виноград. Конечно, урожай будет хорош, если дожди напоят землю. Но какая может быть связь между дождями и далекой Луной? Или между Луной и мором скота, какой, по словам астрологов, также следует ожидать в этот год?»

Улугбек знал пленительные стихи Омара Хайяма и нередко любил повторять его рубои, вмещавшие в своих неизменных четырех строках целые философские поэмы:

Летят за мигом миг и за весной — весна.Не проводи же их без песен и вина.Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни,Как проведешь ее, так и пройдет она...

Теперь он открывал для себя другого Хайяма — пытливого исследователя, проводившего бесчисленные ночи не на пирушках, как казалось по его стихам, а в обсерватории, наблюдая за звездами. Кто бы мог ожидать, что этот певец беззаботных радостей жизни, кроме стихов, за которые его всю жизнь преследовали святоши, оставил потомкам и строгие математические труды! В главнейшем из них — в «Алгебре» — Омар Хайям впервые детально разработал теорию построения корней кубических уравнений.