Петр Андреев - Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика Страница 33

Разведка на восток

Шел второй месяц оборонительных боев под Тулой. Противник всеми силами старался сомкнуть кольцо окружения города. Но, несмотря на то что наши батальоны уже сильно поредели, сделать это ему не удавалось. Думаю, что на нашей стороне воевал и мороз. Мы были обмундированы ничуть не лучше немцев, но мы с детства приучены к холодам. Наша печать много писала, как мерзнут немцы. Да и сами мы видели убитых немцев, закутанных в реквизированные в наших деревнях женские платки и в огромных размеров соломенных чунях на ногах.

Наш взвод был снова узаконен. Возглавил его бывший разведчик, младший лейтенант Михайлов. Сибиряк. Смелый, знающий свое дело офицер-разведчик. По ряду причин, в частности, из-за частой смены позиций, отсутствия оптических инструментов, частого использования батарей на прямой наводке, да и из-за того, что командир сам был из разведки, нас чаще всего использовали как разведчиков.

На фронте. 1941 или 1942 г.

В первых числах декабря я был отправлен в штаб полка. Управление нашего дивизиона и первая батарея 76-мм пушек стояли в деревне Конино, а штаб полка, кажется, в деревне Воскресенское. Получил приказ провести разведку линии обороны, а вернее, установить, в каких населенных пунктах в восточном от нас направлении находится противник. Группа в количестве восьми человек была в основном укомплектована разведчиками полка. Кроме того, нам было придано по одному человеку от каждого дивизиона. На вооружении – винтовки и два автомата. Транспортные средства – двое розвальней, запряженных лошадьми, и две лошади под седлами. Для чего мы взяли верховых лошадей, я не знаю. Ехать в седле при морозе 30–40 градусов, какие тогда стояли, было невозможно. Всадник на первых же километрах пути отмораживал половые органы. А поэтому в седла никто и не садился. Верховые лошади шли в поводу за санями.

Выехали в конце дня. В первых двух деревнях еще встречались наши солдаты. Третьим на пути был совхоз «Богучар». В поселке уже никого, кроме местного населения, не было. Место мне показалось очень живописным. Совхозные яблоневые сады и посадки ягодных кустарников. Виднелись ряды ульев совхозной пасеки. Сам поселок из одноэтажных и нескольких двухэтажных домов располагался между садами и лесом. Хвойный лес, что большая редкость в Тульской области, с востока вплотную подступал к жилым домам. Ночь. В поселке стояла мертвая тишина, но жители не спали. Узнав, что приехали солдаты Красной Армии, люди стали выходить из домов. У конторы совхоза нас окружили женщины.

Нас интересовало, где немцы, жителей – что будет с ними. Придут ли сюда наши войска, чтобы защитить их от немцев. Нам им ответить было нечего, а они нам рассказали, что немцы находятся совсем рядом, в поселке Ревякино – в двух-трех километрах, и на станции Ревякино, в 6 км от усадьбы совхоза. Обсаженная елями дорога на пос. Ревякино открыта. Наших войск нет. Население спать не ложилось. Немцы могли появиться в любую минуту.

Исполняющий обязанности директора совхоза – так он отрекомендовался, – невысокого роста мужчина лет 35–40, совершенно растерянный, предлагал забрать находящийся в ульях мед. «Все равно немцы все заберут», – говорил он.

Мед мы, конечно, взять могли, но я не мог себе представить, как можно открывать улей зимой. Это значило заморозить пчел. И я отказался. Теперь уже не помню, сколько еще деревень от совхоза Богучар мы проехали до железнодорожной станции Хомяково. В центре одной из них, у крыльца дома, стоявшего рядом со зданием сельсовета, были привязаны две лошади, запряженные в сани. А в комнате дома сидели две молодые женщины, одетые в пальто. Одна из них – председатель сельсовета, а вторая – врач, готовые при появлении в деревне немцев бежать в Тулу.

Станционный поселок Хомяково выглядел вымершим. Только у складских помещений элеватора дежурило несколько вооруженных винтовками рабочих. Они рассказали, что ожидают прихода немцев от станции Ревякино, то есть со стороны Москвы, поскольку Ревякино в руках у немцев и наших войск здесь нет. В их обязанности не входит оборона станции, и они оставлены, чтобы взорвать элеватор и склады с пшеницей. Не сделали же этого до сих пор потому, что жалко уничтожать хлеб. А вдруг немцы не придут? Тогда сооружения и хлеб будут уничтожены напрасно. Склады и элеватор заминированы, и они зажгут бикфордовы шнуры, как только появятся немцы, а сами уйдут в Тулу.

Я зашел в один из складов. Это очень больших размеров помещение было наполовину загружено мешками с пшеницей. Мы попросили у них овса для лошадей. Овса не оказалось, пришлось нагрузить сани мешками с пшеницей. Поблагодарив рабочих за информацию и пшеницу, двинулись в обратный путь. До рассвета надо было вернуться в полк.

До совхоза «Богучар» доехали без приключений. Это было примерно на середине нашего маршрута. В скверике у конторы совхоза остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям. Нас сразу же окружили жители. Спать они, видно, так и не ложились. Узнав, что у нас в санях пшеница, стали предлагать за нее вино, гусей и еще что-то. Одна женщина даже принесла пятилитровую бутыль вина. Опять подошел заместитель директора совхоза и пригласил в контору. Налил по стакану красного вина (совхоз плодово-ягодный и имел свой винный завод). Опять стал упрашивать забрать мед. Но неожиданно разговор был прерван. Открылась дверь, и оставленный мною часовым у подвод ездовой Евсеев крикнул из-за порога: «Немцы!» Евсеев на ходу рассказал, что он видел, как с дороги на одну из улиц свернула группа немцев. Пока мы выезжали из сквера, подбежали несколько женщин и рассказали, что пришло человек двадцать немецких автоматчиков. Спрашивали у них дорогу в деревню (название не помню). К счастью, они нас не заметили и маршрут их был в противоположную от нашего сторону, к железнодорожной станции Хомяково.

Вернулись без приключений, если не считать перевернувшегося воза, да еще того, что при погрузке выпавших из саней мешков я упал и очень сильно разбил об градку саней щеку. До рассвета мы были в деревне, где стояли тылы полка и располагалось хозяйство нашего старшины. Разведчики ушли в свои подразделения, а я, позавтракав, поехал в штаб полка. Доложил обстановку помощнику начштаба полка по разведке. В хозвзвод возвратился к вечеру. Решил там переночевать и пораньше выехать, чтобы к рассвету уже быть в дивизионе. Стояла ясная морозная погода, и днем передвигаться было нельзя, так как немецкие самолеты безнаказанно господствовали в воздухе. После сытного обеда и бессонной ночи я мертвым сном уснул в теплой избе.

Поднялся до рассвета. Старшина уже погрузил в возок продукты для управления дивизиона и первую в эту зиму партию зимнего обмундирования для командного состава. Это было пять пар валенок и столько же моряцких бушлатов. Только собрались впрягать в возок лошадь, как подъехал старшина батареи, стоявшей в Конево, старший сержант Кондаков. На мою просьбу подождать, чтобы ехать вместе, Кондаков лишь крикнул «Догоняй!» и щелкнул хлыстом. Когда проехали Воскресенское, стало заметно рассветать. Дорога пошла под уклон, и лошадь бежала легко. Тихо. Мороз под 40 градусов. Оставалось проехать вторую половину спуска, мост через речку и небольшую высотку. За высоткой уже Конево. Но неожиданно справа от возка вырвались фонтанчики снега. Я знал, что до противника минимум полтора километра, однако хлестнул лошадь и, взглянув вперед, увидел, как трассирующие пули пересекают дорогу, и услышал справа впереди работу немецкого пулемета и в ответ ему пулеметные очереди из деревни Конево. Привязав лошадь к перилам моста, сначала в рост, а затем по-пластунски поднялся на высотку. Впереди открылась картина боя. Конево обстреливалось из пулеметов из-за речки и из деревни Луковицы. Быстро светало. Только стал отползать назад, как меня заметили. Кругом вспыхивали фонтанчики снега. Затаился, но лежать нельзя, ноги теряют чувствительность. Замерзли. Только зашевелился, как огонь возобновился. Пришлось выбирать: замерзнуть или быть убитым. Отполз в недосягаемое для пулеметов пространство и попытался встать на ноги, но не смог. Обеих ступней ног как будто не было. На мое счастье, в этот момент, вероятно из деревни Луковицы, отходили какой-то младший политрук в шинели, изрешеченной на спине пулями, и красноармеец. Видя мое положение, помогли мне добраться до возка. Сели и сами. Солдат взял вожжи, и мы благополучно миновали зону обстрела. Политрук с солдатом остались в Воскресенском, а я поспешил дальше, чтобы вернуться в хозвзвод. Надо было спасать ноги.