Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир Страница 34

Ники начал читать их со страхом. Фанни слишком много знала. Он боялся, что любимая приведёт факты, которые плохо отразятся на его нынешнем положении и будущем. Однако по мере ознакомления с текстом лицо его светлело. И снова слово его биографу:

«Великий князь, писала она, — само совершенство. Единственный его недостаток — клептомания. Ну что ж, это не самый великий грех. Ники любит взять, что плохо лежит. Но делает это он совершенно невольно, нечаянно, как говорят французы — мальгре люи. Порой его высочество и у неё, Фанни, подворовывал безделушки. Она, к счастью, велела вернуть их ей, потому что дорожила ими, и, когда их высочество нечаянно, мальгре люи, унёс их, ей очень их недоставало. И старые иконы из молельни Мраморного дворца он вынес вопреки себе, поневоле, от этой своей клептомании. Брильянты из оклада матушкиной иконы украл, конечно, его высочество, но не почему-нибудь, а всё потому же, что его высочество — клептоман. А уж под конец Фанниной с ним любви чужие драгоценности и вовсе просто-таки сыпались у него из карманов.

О миллионе, о террористах, о Перовской не было ни слова. Ни слова также и о корнете Савине. Ни о том, что собирался великий князь везти Фанни в Париж, чтобы там тайно обвенчаться с ней.

Дочитав роман, Ники усмехнулся обычной своей усмешкой. И то сказать, изобразила его Фанни вполне привлекательным. Ники в её романе — рыцарь, ничуть не злодей, но с небольшим, и, пожалуй, даже интересным недостатком. А зато и государеву семейству, и папа с маман, и двору, и полиции досталось от госпожи сочинительницы по первое число!»

По поводу мемуаров Балинский сообщил интересный факт. Фанни собиралась опубликовать их в Париже. Находившиеся там русские агенты сообщили об этом в Санкт-Петербург. Правительство России потребовало от правительства Франции запретить публикацию мемуаров авантюристки, как порочащие честь и достоинство Романовых. А также выслать её из пределов Франции. Французские власти пошли навстречу царю. Фанни Лир пришлось перебраться в Бельгию. Там же её воспоминания и вышли из печати.

Балинский отрицательно характеризовал Демидову, с которой, правда, лично не был знаком. Представление о ней он, по-видимому, составил из депеш Ухтомского в столицу. Никин надзиратель презрительно называл её «сестрой милосердия» и возмущался тем, что она не делает тайны из своих «хитросплетённых маневров».

Ухтомский также писал, имея в виду беременность Александры: «Имя её любовников легион, а потому пускай она докажет, который из них виновник в новом произрастании сорной травы… Буде эта дама света станет чего-нибудь домогаться от Царского Дома, то права её не отличаются, по-моему, нисколько от тех, которые имеют жёлтые билеты».

Николай Константинович признался психиатру, что не всё ему нравится в Демидовой. Но он так одинок. «Все отвернулись от него, а она нет. Она внимала ему, утешала, поддерживала. Увы, только до поры. Потом она повела себя недостойно, неблаговоспитанно, излишне навязчиво, что правда, то правда.

— Но, — закончил Ники, — теперь с ней покончено. От страсти к женщинам я излечился», — пишет биограф.

Балинский эти слова передал Ухтомскому. Старый адъютант поверил и обрадовался. В Петербург от него пошли отчёты, составленные в положительном духе: Николай Константинович порвал с соблазнительницей Демидовой, ведёт себя чинно и благородно, интересуется трудом местных крестьян. Иногда даже им помогает.

Неожиданно Демидова нагрянула в Умань и сняла лучший дом. Николай Константинович пришёл к ней в гости и поздравил с рождением сына Николая. Собственного.

Великого князя немедленно вернули в Ореанду. Оттуда он написал в Петербург письмо Балинскому с просьбой прислать в Ореанду и Демидову. Николай Константинович попросил лакея отправить его послание. Тот отказался. Тогда князь ударил его. После этого стал буйствовать и закатывать истерики.

За сумасшедшего взялись доктора и громилы-охранники. Их методы «лечения» ещё больше озлобляли великого князя. В феврале 1876 года после ужина Николай Константинович неожиданно написал письмо и приказал лакею отнести его к князю Ухтомскому.

Главный надзиратель в это время тоже ужинал в своём помещении. Прочитав, изменился в лице. Его подопечный сообщал:

«Не могу больше сносить эти муки. Лучше уж покончить с собой. Способов к тому не имею, добыл я, однако, фосфорные спички, к ним и прибегну. А сообщаю вам о том, дабы предупредить: противоядием никаким меня не отпаивайте. Иначе заколюсь. Нож у меня в кармане».

Ухтомский ужаснулся. С живым великим князем несладко, но с мёртвым станет ещё хуже. Положение спас помощник управляющего хозяйством по финансам немец Кеппен. «Счетовод поднялся в покои великого князя и стучал, пока тот не открыл ему, — пишет Михаил Греческий. — Великий князь Николай предстал перед господином Кеппеном в диком виде: в рот его высочество набил фосфорных спичек, в руке сжимал нож.

Кеппен и бровью не повёл.

— Фсё это есть ошень змешно, — только и сказал он.

Неожиданно на Ники подействовало. Он выплюнул спички и отдал нож Кеппену.

— Благодарю, — сказал тот так же кратко.

Тем история и закончилась».

Начальник Кеппена управляющий имением великого князя Константина Николаевича в Ореанде граф Граббе был человеком наблюдательным и порядочным. Вот что он писал о происходившем с его сыном в тот период: «Обращение с его императорским высочеством самое бесчеловечное. Охранники дерзят ему. Доктора грозят услать его в Германию и заточить в особой лечебнице. Разговаривают они с его высочеством тоже предерзко. Поминутно обещают упечь его в жёлтый дом».

Тем временем агенты III отделения засекли в Одессе появление Демидовой. Дама, однако, оказалась недурным конспиратором. Она обвела филеров вокруг пальца. Им пришлось сконфуженно телеграфировать в Петербург, что Демидова «оставила сей город и отбыла в направлении неизвестном».

Телеграмма без промедления поступила на стол императора. Он «своим косым бисерным почерком сделал на обороте пометку: «Направление, полагаю, известно — Тырново».

В Тырново, подмосковном селе, находился только что доставленный из Крыма в обстановке повышенной секретности великий князь Николай Константинович. Каким образом узнала об этом энергичная возлюбленная — неизвестно.

Проявившего преступную нерадивость Ухтомского с выражением неодобрения отставили от службы. На это место назначили престарелого генерал-лейтенанта Витковского — тоже из свиты великого князя Константина Николаевича. Но и его Демидова выбила из строя.

Поначалу были тишь да гладь. Великий князь угомонился. Он ни с кем не общался и даже на природу не выходил, о Демидовой не вспоминал, ел с аппетитом, спал крепко. Все дни проводил в избе за изучением книг и карт Средней Азии. Витковский слал в столицу дежурные отчёты, составленные в успокоительных тонах.