М. Рузе - Роберт Оппенгеймер и атомная бомба Страница 34

Мы не будем касаться этих дебатов. Отметим только то убедительное красноречие, с которым Оппенгеймер в книге «Открытый мозг» показывает, что в практике научно-исследовательских работ развиваются такие моральные и интеллектуальные качества, которые должны быть перенесены и в другие области. Первым качеством является отсутствие чувства непреложности авторитетов. Это совсем не означает, как мы уже видели, что на каждом шагу следует ставить под сомнение все ранее установленное и проверенное; наоборот, наука консервативна в том смысле, что она действует методом дальнейшего развития, а не отбрасывания уже достигнутого. Но на фронте исследований, на поле битвы за достижение новых знаний надо постоянно учитывать возможность ошибки, причем это настолько важно, что усовершенствование техники для выявления возможных ошибок является одновременно и условием, и мерилом прогресса. Поэтому отсутствие догматизма, признание сложности действительности, осторожность в утверждениях являются неотъемлемой часть научных изысканий. «Ученый свободен задавать любые вопросы, требовать любых доказательств, исправлять любые ошибки.

Каждый раз, когда в прошлом науку использовали для создания новых догм, догматизм оказывался несовместимым с прогрессом науки.

В конце концов, или догматизм уступал, или и наука, и свобода гибли вместе».

Таким образом, по Оппенгеймеру, между научными изысканиями и демократической идеологией страны Декларации прав человека и гражданина существует своего рода презумпция гармонии. Наука процветает, раз она развивается в условиях естественной свободы, и, взаимно, дух науки укрепляет основы либерального общества.

К скромности в утверждениях, к отказу от любого догматизма современная наука присоединяет практику постоянного сотрудничества, коллективных усилий. Ученый составляет часть гармоничного общества; его повседневная деятельность, сама суть работы придают ему определенные моральные качества, мудрость и чистоту. Важная задача в решении проблемы взаимоотношений между ученым и обществом состоит в том, чтобы сделать доступными для всего человечества те духовные ценности, которые присущи пока лишь научным кругам.

Именно в этом, а не в чем-нибудь другом состоит вклад современной науки в культуру и прогресс всего общества. Это не так-то просто осуществить, и, следя за мыслью Оппенгеймера, мы ясно понимаем: он ставит под сомнение возможность передавать именно эти достижения науки. Ибо то, что надо передавать другим, состоит не в сущности достигнутых знаний, а в опыте завоевания этих знаний, опыте, который принадлежит только тому, кто сам его пережил. В процессе достижения новых знаний существует принципиальное различие между самим открытием и обучением результатам открытия на факультетах учебных заведений. Никакие педагогические ухищрения не могут сгладить это различие. Лабораторный опыт, который студент должен повторить, заранее зная его результат, представляет собой нечто совершенно отличное от опыта, который ставится впервые, наощупь, чтобы вырвать у природы ее секрет. И еще значительнее различие между завоеванием новых знаний и их популяризацией для широкого применения.

В результате, хотя Оппенгеймер и избегает этого, можно прийти к выводу, вытекающему из ранее высказанных им постулатов: в современном мире ученый представляет собой человека, отличного от других, своего рода высшее существо, поскольку он обладает сокровищами, которые нельзя по самой их сути разделить между всеми, и поскольку он живет более благородной жизнью, в которой рациональное мышление сливается с действиями. Особое положение ученого роднит его с художником: «Существует всегда связь, заметная аналогия, несмотря на чрезвычайно различные условия, несмотря на то, что они ведут жизнь, все более и более различающуюся по своим характеристикам: человек науки и человек искусства всегда живут на краю непостижимого. По мере продвижения вперед их творческого духа и тот, и другой должны привести новое в гармоническое единство с привычным, старым. Оба они должны искать равновесия между новым и синтезом старого; оба должны бороться за то, чтобы установить некоторый порядок во всеобщем хаосе. В работе и в жизни они должны помогать друг другу и всем людям. Они могут проложить путь, который свяжет искусство и науку друг с другом и со всем широким миром многообразными, изменчивыми, драгоценными узами всемирной общности».

Ученый, наделенный особой, почти мистической миссией, но освобожденный от прямой ответственности за ход мирских дел, должен тем не менее играть роль советчика, вдохновителя. Пример – роль самого Оппенгеймера в период между его уходом с поста руководителя Лос-Аламосом и низвержением его с пьедестала волей отдела кадров Комиссии по атомной энергии.

Не только Оппенгеймер, но и другие ученые, интеллигенты, писатели мечтали о «софократическом» обществе, во главе которого стояли бы люди науки. Подобного рода мечты рождались потому, что люди, естественно, сопоставляли разумные требования ученых, их уважение к спокойствию, их плодотворную деятельность с историей человеческого общества, характеризующейся неразумными поступками, беспорядком, страстями и насилием. В равной степени эти мечты – реванш за глупость политических руководителей, за непонимание ими мира ученых, за их глупое скряжничество, когда дело касается ассигнований на научные изыскания, протест против преследований и тирании полицейских государств.

Выдающийся британский астроном Фред Хойл в свободное время писал научно-фантастические романы. Он изложил такие убаюкивающие мечты в довольно странном рассказе под названием «Черное облако», в котором звучит призыв «Ученые всех стран, соединяйтесь!». И в этом призыве не только ирония. Хойл рисует картину, когда в условиях катаклизма, который угрожает всей планете, один ученый захватывает всю власть и диктует свою волю правительствам во имя великого благоденствия всего человечества. Этот ученый погибает, испепеленный почти сверхъестественной молнией, потому что он возвысился слишком быстро и хотел завладеть неземными знаниями.

Молния, которая поразила Оппенгеймера, была далеко не так величественна: она сверкнула из досье, в котором были собраны доклады агентов ФБР и маккартистских инквизиторов. Она поразила не только человека, но и миф о существовании гармонии между ученым-философом и государством американской демократии.