Артур Сагадеев - Ибн-Сина (Авиценна) Страница 35

Оконечивание бытия в познающем уме, будучи проецировано вовне, на объект познания, оборачивалось приписыванием ему начала — того, что древние греки называли «архэ». После многих метаморфоз это начало получило Плотиново истолкование как Единое, которое «есть не сущее, а родитель его», т. е. начало, которое, «переливаясь через край», посредством эманации производит сущее извечно и по естественной необходимости. Единое, выступая в качестве божественного начала, имеет, однако, своим антиподом противоположное в ценностном отношении начало, которое тоже не есть сущее, а по сути дела даже не начало, а конец, деградация бытия. Используя образ цитированного выше автора, можно сказать, что Единое — это тот резервуар, через край которого переливается всякое определенное бытие, с тем чтобы исчезнуть в противоположном ему резервуаре — в материи. Вместе с тем очевидно, что если «сущее» понимать не по-плотиновски, по так, как его привыкли понимать мы сами, то автор «Эннеад» окажется в полном смысле слова атеистом, а описываемая в этой книге эманация бытия буквально — переливанием из пустого в порожнее. Существовать для Плотина — значит быть доступным чувственным или умственным определениям. Единое же у него пребывает по ту сторону тех и других определений и доступно лишь интуитивному познанию в состоянии экстатического транса, или мистического восторга.

Доказательство наличия у сущего единого начала, «архэ» — основная задача универсальной науки Ибн-Сины. Ибо без установления его существования сущее обрекалось на такого рода безначалие, ан-архию, при котором наблюдаемая в нем регулярность и законосообразность явлений превращались в чистую видимость, «обычай», а место научного познания мира должна была занять вера во вмешательство сверхъестественных сил. Вместе с тем требования аподиктического знания, на котором и базируется универсальная наука, не позволяли выводить сущее из принципа, постигаемого через мистическую интуицию. Космос интересовал Ибн-Сину в данном случае не как предмет эстетического переживания, а как объект натурфилософии, и управляющее им начало должно было быть введено в цепь логических рассуждений и тем самым получить известное умственное определение. Единое Плотина как нечто не сущее, таким образом, превращалось в сущее, а именно в бытийно-необходимое-само-по-себе как основание «тварного», возможного мира и гарантию познаваемости управляющих им объективных законов. Первосущее лишалось надкосмического бытия, но оно и не растворялось в мире, так как в противном случае мир опять же окунался бы в пучину ан-архии. Первосущее Ибн-Сины и не пребывает в мире, и не внеположено ему.

То, что трактат аль-Фараби «Второе учение» до нас не дошел, не позволяет с достаточной уверенностью определить, в какой мере учение Абу-Али о сущем как таковом было оригинальным и в каком — развитием соответствующих взглядов Абу-Насра. В известном смысле перекликающимися с ним можно считать рассуждения последнего о том, что «истинное и сущее — синонимы» (62, 116) и что в экзистенциальных суждениях (в предложениях типа «человек существует») предиката нет для физика, занимающегося наблюдением над преходящими предметами, поскольку с точки зрения естествоиспытателя бытие вещи и есть сама вещь, но он имеется для логика, рассматривающего такие суждения как состоящие из двух связанных друг с другом частей и могущих быть поэтому истинными или ложными. В «Книге букв», кроме того, имеется указание на то, что сущее можно трактовать как нечто, имеющее степень (аль-Фараби ссылается при этом на греческий язык, где большая и меньшая степень бытия имеет два разных обозначения). Наконец, в той же работе предшественник Ибн-Сины подробно останавливается на понятиях «есть», «существует» и «существование», трудно передаваемых по-арабски по рассмотренным выше причинам (Абу-Наср здесь обращается к примерам, почерпнутым из языков фарси, согдийского, арамейского и древнегреческого). Поскольку для обозначения сущего арабоязычные философы использовали страдательное причастие от глагола «находить» (ср. русское «находящееся»), аль-Фараби особенно подчеркивает необходимость остерегаться придавать этому слову смысл, связанный со значением глагола, от которого оно производно. Однако в главном, ключевом учении, входящем в данную науку, — в учении о бытийно-возможном и бытийно-необходимом — Ибн-Сина, несомненно, следует за аль-Фараби.

Согласно Ибн-Сине, приписывание бытия предмету означает его утверждение, аффирмацию (исбат), т. е. доказательство наличия достаточного основания для его существования. Конечная цель всеобщей, универсальной науки и заключается в доказательстве существования такого основания для всего сущего. Взятое в целом, это доказательство опирается на положение о том, что бытие предицируется предметам по аналогии, т. е. что в одних предметах оно выражено интенсивнее, в других — слабее, а потому одни из них более истинны, другие — менее. Данное положение непосредственно связано с разбором понятий предшествующего и последующего.

Предшествование и следование, пишет Ибн-Сина, бывают по порядку, по природе, по достоинству, по времени, по сущности или по причинности. Предшествование по достоинству и по времени в объяснении не нуждается. Примерами предшествующего и последующего по порядку могут служить Куфа и Багдад или тело (как род), животное (как промежуточный класс тел) и человек (как вид); в зависимости от «точки отсчета» их последовательность может быть и такой, в какой они названы, и обратной. Примерами предшествования по природе могут служить один и два — при устранении первого устраняется и второе, но с устранением второго первое не устраняется. Предшествование по сущности мы имеем тогда, когда бытие одной вещи не зависит от бытия другой, а бытие этой другой вещи зависит от бытия первой, хотя обе они существуют в одно и то же время. Что касается предшествования по причинности, то оно двояко: это или предшествование действию сущностной причины, или предшествование ему причины акцидентальной. Каузальная связь, образуемая акцидентальными причинами, характеризуется тем, что причины в ней предшествуют своим действиям во времени и сама она может образовать бесконечный регресс. Каузальная же связь, образуемая сущностными причинами, характеризуется одновременным существованием причин со своими действиями, и она не может образовать бесконечного регресса. Если бы сущностные причины образовали бесконечный ряд, то одно из двух: либо среди них не было бы ни одной причины, которая не имела бы своей причины, либо была бы одна такая причина. Если бы среди них не было ни одной беспричинной причины, то мы имели бы актуально бесконечное число действий. Но совокупность действий должна была бы иметь причину вне себя. Если бы эта причина имела свою причину, то она была бы действием и, значит, входила бы в данную совокупность действий, между тем как было предположено, что она находится вне этой совокупности. Следовательно, упомянутая причина не имеет своей причины, и именно на ней завершается цепь причинно-следственных связей.