Фаина Пиголицына - Мстерский летописец Страница 35

Раньше Марфа, жена офени Ферапонта, зарабатывала в отсутствие мужа мытьем полов. Теперь вся семья ее раскрашивала картинки. Новая работа нравилась: чистая, красивая, спорая и легкая. Дети тоже при деле, по улице не слоняются.

Весело, с озорством, везли они картинки домой, на Никольскую улицу, сгружали их частично в сарай, остальное — прямо в избу и тут же рассаживались за работу. Старшие располагались за столом, разводили краски, давали задание младшим. Те пристраивались на подоконнике, на лавке или прямо на полу.

— Сперва покрываем брюки вот ентому кавалеру желтой краской, — командовала четырнадцатилетняя Анюта. Пожелтевшие картинки раскладывали по избе, где попало, для просушки, покрикивая на ползунка Степку, то и дело пытавшегося завладеть лезущими ему в глаза картинками.

Закрасив штаны кавалера у всей партии картинок, Анюта заменяла желтую краску малиновой и давала малышам новую команду:

— Покрываем рубаху.

И начинали картинки алеть-малиноветь, заполняя этим цветом всю избу и еще больше дразня, из-за своей яркости, ползунка Степку.

— Мам, купи мне платок, — просила двенадцатилетняя Нина.

— Вона! — возмущалась мать. — Буду ради твоего платка выручку трогать. Вот к Троице получу, тогда, может, и куплю, ежели стараться будешь. — Цветилыцицы не любили брать заработок по частям, скапливали к большим праздникам.

В специальных рабочих книжках приказчик записывал не только количество выполненной работы, но и качество, которое тоже учитывали при оплате. По малолетству или из озорства генеральские панталоны бывали окрашены порой в зеленый цвет, а трава — в красный. В продажу пускалось все, только по разной цене. И аляповатые, копеечные картинки находили своего покупателя.

Ферапонтовы зарабатывали в неделю по шесть-семь рублей, деньги в крестьянском быту порядочные, и могли зимовать без помощи своего Ферапонта, приносящего порой столько же из многомесячного коробейничества.

Число цветилыциц приближалось уже к трем сотням. Производство Голышевых не успевало занимать всех. И женщины стали принимать заказы со стороны. Иван Александрович способствовал этому, всюду рекламируя своих работниц.

Петербургское общество любителей древней письменности прислало мстёрским цветильщицам для раскраски издаваемое им «Житие Александра Македонского». Они прекрасно справились с заказом, получив за каждый экземпляр по двести рублей. Сотрудничество продолжалось. Потом цветилыцицы овладели еще одной, новой для Мстёры, специальностью — уборкой фольговых икон — и расписывали их также.

Голышевы гордились и этим, считая, что именно они, со своими картинками, открыли путь к женской промышленности во Мстёре.

Литография не страдала от этой переквалификации цветилыциц, рабочих рук было хоть отбавляй. Теперь хозяин мог больше времени уделять творческой, технологической и организационной стороне дела.

Александр Кузьмич уговаривал сына опять заняться изданием картинок из Апокалипсиса. Он извлек из сарая недозволенные в свое время в Москве митрополитом Филаретом камни с картинками из Апокалипсиса и велел ему вновь попытать счастья.

Иван Александрович, на удачу, послал несколько оттиснутых экземпляров в С.-Петербургскую духовную цензуру и получил дозволение.

Александр Кузьмич радовался, как ребенок, показывал картинки всей родне, священнику Руберовскому.

— Давай и другие будем потихоньку посылать в цензуру, — заговорщически убеждал он сына.

Постепенно все нанесенные на камни сюжеты из Апокалипсиса были цензурой разрешены. Печатались они разрозненно, но Александр Кузьмич собирал их в серии и сам продавал, толкуя картинки гораздо шире, чем было в подписях. Так что на ярмарке вокруг ларька Голышевых собиралась послушать эти толкования целая толпа. И некоторое время апокалипсические картинки раскупались бойко, потом торговля ими пошла на спад. Александр Кузьмич горевал:

— Дураки все, Апокалипсис не дурнего ума дело. Стали печатать этих картинок поменьше, но и малое количество их все труднее было распродавать. Александр Кузьмич нервничал, винил сына в том, что он нарисовал картинки большого формата, требовал переделать.

Иван изготовил новые картинки, но покупали эти картинки по-прежнему неохотно, и в основном — раскольники, что очень забавляло Ивана Александровича: любимые сюжеты отца пришлись по вкусу его злейшим врагам. Потом спрос на апокалипсические картинки совсем упал, рисунки были счищены с камней.

Успех торговли очень зависел от сюжетов картинок. Еще в Москве Иван Голышев отлично изучил спрос офеней. Хорошо шли заимствованные заграничные изображения детских головок, портреты царей, батальные сцены, сказки, а также гадальные и потешные листы.

С покупательским вкусом, чаще и невзыскательным, приходилось считаться, чтобы не разориться. Но забота о просвещении народа не оставляла Ивана Александровича — он начал выпускать картинки со стихами Пушкина и Кольцова, баснями Крылова. Хотелось влиять на русский народ картинками, воспитывать его вкус, знакомить с великими русскими писателями.

ГЛABA 4 День офеней

В конце августа Голышевы объявили офенский день, — день, когда разом опустошаются сараи и кладовые от годового запаса товаров, когда офени отправляются в свое долгое путешествие по российским весям. День суетный, но и — праздничный, веселый, с застольем. Голышевы варили к этому дню столько же браги, сколько, бывало, к пасхе или масленице, то есть к самым большим годовым праздникам.

Богатые иконники, купцы, собирая офеней в дорогу, сперва выправляли каждому паспорт, оплачивали за них повинности, давали им денег на содержание оставшейся в зиму без кормильца семьи, на путевые издержки, покупали для офеней лошадь с подводой да еще снабжали его парой сапог русского покроя, с длинными голенищами, — для бездорожья. И товар давали в кредит, заводя на каждого офеню счет, потому этих мелких торговцев так и называли — «счетами», а еще — приказчиками.

Бывало, а в последнее время и частенько, офени-счета, набрав задарма товаров у разных хозяев, оседали где-то в дальнем краю и открывали свое дело.

Случилось такое спервоначалу и с Голышевыми. Потому теперь товары в кредит они не давали. Офени было отшатнулись от них к богатым питерским и московским купцам, наезжавшим сюда на ярмарки, да скоро приметили, что при всем ласкательстве к ним столичных торговцев, все ж таки выгоднее покупать более дешевые картинки Голышевых, торгующих ими к тому же круглый год, а не только на ярмарках.

Офени-бедняки принялись объединяться в артели вокруг разбогатевшего офени-хозяина, который сам давал им, купленные у Голышевых, товары в кредит, оплачивал дорогу и повинности, снабжал лошадью и телегой.