Андрей Богданов - Суворов Страница 35

Раз в месяц, но не более двух дней кряду, с каждым капральством проводил учение ротный капитан (т.е. сам он делал это каждую неделю). Для этого каждый солдат капральства, расквартированного по обширной округе, накануне шел в ту деревню, «где квартира командующих им, где, расположась по квартирам, на другой день поутру рано выходит на его парад-плац, на котором начинается и производится свидетельство в экзерциции и обучение во всех ее частях», со стрельбой плутонгами и «с искошением рядов» (когда первые два ряда становятся на одно колено не друг за другом, а вкось, чтобы второй ряд стрелял между солдатами первого). Эти учения, которые Суворов рекомендовал проводить в пятницу и субботу, венчал особо торжественный «церковный парад» всего капральства.

«Полковое учреждение» не говорит нам ничего о батальонных и полковых учениях, и это понятно: их проводил сам Суворов, не нуждавшийся в письменной инструкции. Скорее всего, они проводились не периодично и для всех, кроме штаб-офицеров, неожиданно. При очень широком расположении полка, сбор войск на полковые учения требовал энергичных и длительных маршей, которые полковник усугублял маневрами всех подразделений вместе. По поздним свидетельствам, суздальцы совершали переходы при любой погоде, в любое время суток, форсировали реки и штурмовали укрепленные пункты. Здесь-то и осуществлялись, очевидно, упоминаемые Суворовым в письме Веймарну штыковые атаки пехоты на пехоту.

Обучение простому удару штыком практиковалось тогда во всех регулярных армиях мира. Иначе штык просто не стали бы носить! Задачей Суворова было сделать штыковую атаку большого строя нормальным, привычным солдату средством боя. Для этого два строя его полка маршировали друг на друга с фузеями наперевес, проходя сквозь ряды «гребенкой», а затем повторяли это движение бегом, с грозным криком «ура!», наставив штыки и поднимая их лишь в самый последний момент.

Тренировки делали штыковую атаку не произведением отчаянной храбрости, а отработанным до автоматизма выполнением одной из множества строевых команд. Важно было добиться, чтобы, даже бросаясь в штыковую атаку бегом, бойцы не теряли чувства локтя, ощущали силу своего строя, не превращались в дико орущую толпу. Одновременно солдаты, множество которых еще не бывало в бою, учились преодолевать естественный человеческий страх, летя на «вражеские» штыки: не всегда их успевали отдернуть и ранения, конечно же, случались…

Итак, учения проводились и на квартирах, но для четкой отработки единых действий всего полка он выходил в летний лагерь. Здесь все было, как на реальной войне. На рассвете перед знаменами обоих батальонов начинали бить барабаны — все 25 барабанщиков полка разом, постепенно расходясь от центра лагеря к флангам. С первыми их ударами часовые кричали «К заре!», солдаты выбегали из палаток при тесаках, только надев головные уборы и плащи, и становились в строй на палаточных «улицах».

Как только побудка была пробита, барабанщики с 12-ю флейтистами начинали играть военный марш. Роты ровными шеренгами выходили и строились на ротных плацдармах. На последней «музыкальной штуке» весь полк совершал захождение на полковой плацдарм, где роты смыкались «косыми большими шагами так поспешно, что при окончании последней музыкальной штуки были бы все в своих местах, делая в батальонах пушечные промежутки, в которых становятся вдруг с ротами канониры и фузелеры»[31]. К окончанию музыки полк должен был стоять фронтом к полю в полной готовности, но без фузей, мимо пирамид[32] которых солдаты прошли, и пушек; пикеты, караулы и часовые уже все были на своих местах.

«Полковое учреждение» рисует «мирное» развитие событий, т.к. о внезапных тревогах и построениях Суворов заранее не предупреждал. Полковник считал, что только многократно отработанные в спокойной обстановке движения солдатам будет легко повторить по внезапной тревоге, в темноте и даже в бурю. Едва полк был построен, барабаны били на молитву, после которой били отбой и воины накрывали головы. Развернувшись «направо кругом», роты расходились по своим местам и капральствам на перекличку, за которой следовали рапорты.

Пока командиры рапортовали, «все нижние чины по роспуске должны того ж часу волосы перечесать, волосяную тройную косу и бумажки на висках переправить, если нехорошо успели прежде обуться — переобуться, одеться, умыться и прибрать себя по лагерному», т.е. без искусственной косы и пудры. Только теперь, построившись на «улицах» при оружии и подсумках, роты выходили на свои плацдармы для тренировок солдат поодиночке, без торопливости, под присмотром старшего сержанта. Когда потом рота разойдется, чтобы начать уход за оружием, «он так же в день один раз должен себя в экзерциции кратко свидетельствовать, где хочет».

После тренировок, которых Суворов придумал целую систему[33], в 9 утра барабаны били сбор полкового караула, при разводе которого присутствовали все офицеры, капралы и ефрейторы, «те, которых капральств рядовые». При разводе «нижние начальники все с тростями, первого батальона на правом, второго на левом крыле; майор во всякой надлежащей подробности строго каждого осматривает и за нечистоту, не бодрость или в чем неисправность взыскивает неослабно на ротном командире, и ни до кого больше дела нет». Капитан был полновластен, значит — нес всю полноту ответственности.

Суздальский полк выставлял караулы в самом лагере, на построенные вокруг лагеря полевые укрепления, а перед ними ставил в поле пикеты во главе с офицерами. Караульные были полностью вооружены. Кроме них в каждой роте «безотлучно» дежурил днем и ночью субалтерн-офицер, его легко было узнать: «он в шарфе и напудрен». При полном параде по полку суточно дежурил один из капитанов, который при отсутствии майора и полковника выступал полноправным командиром полка. Главной заботой дежурных офицеров, которые в любой момент могут скомандовать полку «в ружье!», являлась… чистота, опрятность солдат, правильность приготовления пищи и гигиена лагеря.

Гигиене Суворов уделял огромное внимание. Лагерь Суздальского полка вечно мели, кое-где (например, в ротах гренадер) посыпали «улицы» песком. Командиры смотрели за чистотой в обозах и при кухнях, а также у маркитантов. Полковой дежурный, требовал Суворов, каждый день «в нужниках осматривает, чтоб за каждым батальоном вырыто было по три ямы в назначенной размер, — переменять оные чрез три дня и вырывать другие на свежих местах, — … и который день те ямы не переменять, в тот рано поутру посыпать оные сверху землей; где нечисто — (дежурный) прикажет немедленно исправить».