Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники Страница 37

Следующим утром мы стояли на платформе Джайсальмера. Накануне вечером на вокзале кто-то всучил мне брошюрку джайсальмерского отеля «Самрат»: комнаты за шестьдесят рупий на троих плюс бесплатный джип от станции до отеля.

Направились прямиком к припаркованной «Махиндре» и спустя десять минут, сидя в отеле, слушали увлекательный рассказ о сафари на верблюдах. Вскоре стало предельно ясно, что это типичный туристический аттракцион. Но чем еще заняться в городке, окруженным пустыней?! Поторговавшись, взяли сафари на два дня. Нам пообещали завтрак, обед, ужин, одеяло, стряпуху, и каждому персонального верблюда. Нас включили в группу из трех новозеландок и голландца, старт намечался на восемь утра следующего дня.

Джайсальмер, как и Джодпур, располагается вокруг горы, в данном случае песчаной насыпи. Джайсальмер называют «Золотым городом». Весь город песчано-глинистого цвета, отчего в закатных красках он действительно похож на золотой.

Джайсальмер – небольшой городишко, со стен форта прекрасно видны крайние домики, за которыми сразу начинается пустыня с зелеными кустами колючек.

Форт здесь – не музей, а жилой центр города. Средневековая жизнь – на крышах и в башнях пасутся козы, в лабиринтах узких улочек, напоминающих Варанаси, пахнет едой, играют дети, со стен выплескивают помои.

Голубой город

В форте тоже сдаются комнаты. Вас ведут по миниатюрным винтовым лесенкам, где приходится протискиваться боком и невозможно разминуться двум людям, по стенам лепятся дверцы, похожие на маленькие резные ставни, пройдя через которые, попадаешь в кукольную комнатку, где из-за низкого потолка приходится стоять согнувшись. На полу лежат ковры ручной работы, голые глиняные стены покрыты росписями или завешаны древними гобеленами. В углу стоит деревянная резная кровать, обычно занимающая большую часть комнаты, а из миниатюрного сводчатого окошка видны город, раскинувшийся у подножья, и пустыня, растворяющаяся в синем мареве у горизонта. Если зажечь вечером свечу в такой комнате, кажется, будто попал в прошлое – времена султанов и магараджей, за окном бредут караваны, а по стенам крепости в ночном дозоре проходит стража.

В восемь утра наша группа рассаживалась в припаркованный около дверей отеля джип – серую, крошечную, но чертовски вместительную «Махиндру» с брезентовым кузовом. С нами туда уселись и три новозеландки с голландцем, в действительности оказавшиеся тремя израильтянами и невезучим японцем. За прошедший день этот японец несколько раз скатился с лестницы, а днем упал в обморок, поднявшись перекусить на крышу. Садясь в джип, он вновь чуть не лишился чувств. То был, наверное, самый жаркий день за все путешествие по Индии – на улице 48° в тени.

Около десяти утра мы стояли под палящим солнцем посреди глиняно-каменистой пустынной местности. Возле дороги топталось десять верблюдов, навьюченных одеялами, мешками с провизией и походной утварью. Рядом с караваном суетились наши проводники: три раджастанца, двое мусульман и индуист. Все трое в тюрбанах и длинных робах. Звали их Роман, Белял и Бага, последние имя было прозвищем, означающим «псих». Все они, как выяснилось впоследствии, были проводниками не по профессии. Роман восемь месяцев водил караваны, а остальное время отбивал камни для строительства домов. Белял, самый старший, тоже был каменщиком; Бага, самый молодой и самый веселый из компании, не умолкал ни на секунду, пел песни и сочинял поговорки про сафари типа «Twenty four hour full power – no toilet, no shower»[97].

Бага был женат, имел двух детей и на собственном примере разъяснил местный обычай – жену обычно выбирает семья через Интернет (в Индии это самый популярный способ, около 70 % всех браков), либо среди знакомых семей. Брак может быть оговорен еще в младенческом возрасте, жену выбирают по состоянию и социальному статусу. Причем отец жениха дает отцу невесты довольно большой выкуп – около миллиона рупий. Отец невесты дает отцу жениха сумму, превышающую выкуп за невесту. На эти деньги семья жениха дарит подарки семье невесты и устраивает пышную свадьбу, на которую стекаются бесчисленные родственники с обеих сторон и такое же количество случайных лиц. Так было и с Багой, жену купили за миллион, а свадьбу справили за три. Судя по цифрам, Бага безбожно врал.

Верблюды были разного цвета и размеров. Выяснилось, что это было целое семейство: отец Кеке́ – старый, дряхлый, ленивый и упертый, как осел, страдающй метеоризмом, верблюд который достался мне; его сын Ба́льбу черный, понятливый и легко управляемый достался Кашкету, Калу́ – маленький, кудрявый и послушный верблюжонок достался такому же кудрявому и волосатому израильтянину, Папу́ – совсем крохотный, достался его приятелю, остальных верблюдов поделили между японцем, Катей и погонщиками. Японцу опять не повезло, ему попался какой-то старпер типа моего, который кусался и брыкался, и все время задевал седоком обо все встреченные по дороге кактусы и колючки. Всем, как и было обещано, досталось по верблюду.

Температура воздуха за полтинник. Поезд «Джайсальмер – Дели» стучит колесами сквозь выжженную оранжевую пустыню с желтыми сухими кочками. Изредка встречаются бродячие верблюды и стада коз, которые, встав на задние лапы, обгладывают редкие листья на одиноко стоящих деревцах. Вот проскочили лагерь бродяг, усеянный самодельными палатками из полиэтиленовых мешков. В вагон врывается обжигающий сухой ветер, вносящий с собой облако пыли и клубок колючек, пахнет верблюдами. Все спят, Кашкет засунул плеер в уши и залег на третью полку. Непонятно, как ему это удается, ведь там не просто как в бане, а как в котельной – к потолку нельзя прикоснуться, душно и воняет. Ехать нам так еще около двадцати часов, но часа через три-четыре жара спадет, и мы сможем чуть-чуть поспать, прежде чем замерзнем ночью. Правда, на этот случай припасена фляжка рома.

Сидеть в седле не очень-то удобно, так как никаких стремян или подставок под ноги не предусмотрено. Через двадцать минут пути у меня все так затекло, что я уже не думал ни о чем другом. Путь наш проходил по земле, похожей на растрескавшийся глиняный кувшин, вокруг не было ни одного кустика. Время близилось к полудню, солнце остановилось в зените и нещадно жгло. Несмотря на нахлобученные тюрбаны, голову все равно припекало. Мой лентяй Кеке двигался первым, во главе каравана, остальные плелись нос в хвост. Израильтяне (не помню их имен) оказались веселыми ребятами. Они быстро сдружились с погонщиками и всю дорогу над ними потешались, мгновенно заучив несколько выражений, которыми изъяснялись погонщики, принялись их повсеместно употреблять. «Possible»[98] было особенно в почете.