Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники Страница 38

В вагон вошли контролеры. Та еще парочка – один приземистый, тощий, с офицерской осанкой, гладко выбритый, в очках, усах и пробором набок, – держится франтом; второй высоченный с гигантским пузом, крашенной рыжей бородой и волосами, неторопливый, развязный, неопрятный, эдакий Карабас-Барабас. Тощий, оглядев мельком вагон, удалился, а этот сидит, развалившись будто дома, и пытает хрупкого индусика-безбилетника.

Погонщики ничуть не смущались шуткам в свой адрес, отшучиваясь похлеще израильтян. Кеке ехал шагом и через каждые три метра вытягивал шею и издавал звуки, похожие на отрыжку. Точно такой же звук он издавал сзади. Лохматый прекрасно знал дорогу, видимо, не один десяток раз протопал по этому маршруту, так что поводья можно было не держать вовсе.

Привал

Таким образом караван проехал чуть больше часа, и в нашем строю началось беспокойство, израильтяне все чаще спрашивали, когда будет привал, а я чувствовал, что с трудом шевелю ногами. Но у погонщиков все уже было распланировано, и ровно в полдень мы оказались в некотором подобии оазиса со скудной растительностью. Несколько кустов и штук пятнадцать деревьев с пышной кроной. Расположились в тени самого большого из них. Верблюды очень забавно ложатся – в четыре приема: сначала на передние колени, затем на задние, и еще несколько раз хитро складываются так, что ноги седока касаются земли, а ног животного почти не видно под телом.

Смешно было, пока нам самим не настало время покинуть седло, все сделали это, наверное, в восемь приемов – все затекло, болело и натерлось. Особенно шумно это проделывали израильтяне. Японец долго принуждал своего верблюда лечь, и в конце-концов все равно грохнулся.

…В коллекцию запахов вагона «слипер», идущего по пятидесятиградусной жаре по маршруту Джайсальмер-Дели, добавился еще один, сразу занявший первое место. Наш сосед по пространству, безбилетный индусик, чудом оставшийся в вагоне после разборок с контролерами, снял свои черные лакированные ботинки вместе с носками, которые превратились в одно целое. Мне пришлось перестать писать и высунуться в окно минут на десять, теперь запах уже не так режет нос, хотя все еще доминирует. Вот слез с полки Кашкет и идет курить, эх, пожалуй, и я присоединюсь…

Один из израильтян был актером – высокий, худощавый, с шекспировской бородкой и сплюснутым лицом. Другой – смазливый, с греческими чертами лица, загорелый с серьгой в брови, всячески веселил неугомонного Багу. Третий – обильно волосатый израильитянин с брюшком, вьющимися волосами и нереально мохнатыми плечами – самый забавный из всех троих. Он постоянно говорил «Baga, why like this!? Why like this!?»[99], подшучивая на тему «possible» – «Toilet possible? Shower possible?» и т. д. Бага не злился, а наоборот проникся к нему симпатией – дразнил его девочкой, подшучивая на тему длинных волос.

Когда все спешились и растянулись в тени под деревом, погонщики расседлали верблюдов и, сняв веревки с их шей, стреножили, пустив обгладывать редкую растительность. Бага развел костер и стал готовить завтрак. Рядом тут же появилась Катя со своим мини-блокнотиком, куда она постоянно что-то записывает.

Раскидав посуду на пыльной земле среди козьих какашек, наши атаманы принялись за припасы. Белял достал из мешка цветную капусту и ловко поломал ее в кастрюлю, затем в ладонях нарезал картошку и покидал туда же, потом дело дошло до морковки, лука и помидоров. Все это, естественно, не мылось по понятным причинам. Даже полная кастрюля овощей была залита всего лишь стаканом воды, после чего туда бросили горсть куркумы, зеленый чили и еще какие-то специи. В это время Роман уже наливал чай с молоком, другой в Индии не предусмотрен, но Катя везде и всегда просит без молока, даже в пустыне, правда, на сей раз ее просьба была просто проигнорирована. Бага все это время с дикой скоростью пек чапати. В тазике размешал муку – и через секунду грязные руки погонщика верблюдов были уже в тесте, которое становилось все серее и серее и вскоре перестало отчетливо выделяться на фоне земли, этим определялась степень его готовности. Бага пододвинул таз с серым мякишем к костру, где уже разогревалась чугунная сковородка. Он принялся отрывать клочки от мякиша, разминая их руками, затем превращал их в блин, который в тот же миг летел на сковородку и спустя несколько секунд превращался в чапати. Через десять минут на грязном мешке уже высилась внушительная стопка. Завтрак был готов в считанные минуты, пока я, лежа на спине, курил сигарету, не в силах пошевелить ногами. Проглотив пищу, погонщики тотчас заснули, вскоре все последовали их примеру.

…К счастью, зловонный сосед покидает нас …эге, нет, вот он возвращается, а за ним шлейф его присутствия…

…Поезд, простояв двадцать минут на полустанке под названием Pokaran, посреди пустыни, наконец, тронулся но, по известной, наверное, только Шиве причине, покатил в обратную сторону…

Бага стал в тень и объявил всем, что здесь everything possiblе[100], и что если кто-то хочет выпить, то и виски possible. Но когда Волосатый заявил, что хочет «Maza[101] or Cold Pepsi», Бага притих, однако быстро нашелся и процедил очередную поговорку не совсем в рифму «Dal, Chapati – Camel Safary» и ответил «Shanty, Shanty, slowly, slowly, later possible. Cold pepsi, beer. Everything possible!»[102].

Улыбка Кеке

После того, как Бага завершил сию фразу, Белял с Романом потерли посуду в пыли и земле, вытерли ее об мешок и запихнули его на спину Кеке. Быстро обуздав всех верблюдов, мы снова двинулись в путь. Кеке опять шел впереди, но тут Кен вырвался вперед и тотчас врезался в кактус. Затем, когда он был весь сосредоточен на своем оцарапанном плече, верблюд протащил его под нависающим кустом колючек, и тюрбан Кена, зацепившись, размотался в длинную оранжевую полоску, как туалетная бумага. Воспользовавшись аварией собрата, Кеке обогнал японца, тем самым восстановив прежний порядок каравана.

Зной стоял страшный, ни ветерка, раскаленная земля начинала отдавать жар, а солнце все жгло с прежней силой. Я лелеял надежду, что вон за той полоской холмов на горизонте начнется уже белый песок дюн, и мы снова сделаем привал. Через полтора часа полоска холмов заметно приблизилась, превращаясь в груды рыжих камней, раскаленных до такого состояния, что у меня помутнело в глазах, когда я проезжал мимо них. А когда я снова прозрел, то увидел, что перед нами пустынная местность с крупным песком и косматыми кочками сухих колючек.