Ги Бретон - Наполеон и Мария-Луиза Страница 37

Теперь, утверждая, что Мария-Луиза не желала ехать на остров Эльбу, Нойперг был прав.

Да что же такое произошло?

Мещанскую душу Марии-Луизы ранило одно письмо Наполеона.

Дойдя до крайнего возбуждения от желания, император потребовал от жены немедленно прибыть к нему на остров, пригрозив, что «в случае задержки с приездом она будет похищена силой»57.

Эта угроза, так лицемерно использованная слащавым генералом Нойпергом, испугала бывшую императрицу.

При мысли о том, что ее, словно какую-то танцовщицу из Венской оперы, похитят, сунут в кабриолет и, возможно, переоденут в мужской костюм для того, чтобы ввести в заблуждение полицию союзников, она просто обезумела. Ее муж представлялся ей одним из тех соблазнителей, которыми ее пугали, когда она была маленькой.

Поставленная внезапно перед необходимостью выбора между авантюрой, какой ей представлялся отъезд на остров Эльбу, и спокойной и безмятежной жизнью, которую предлагали ей одновременно Нойперг и отец, Мария-Луиза не стала колебаться. Она безусловно, безоговорочно и, кажется, без сожалений выбрала покой.

После сорока восьми часов размышлений она сделала свой выбор и спокойно написала австрийскому императору:

«…Три дня тому назад я приняла одного из офицеров императора, доставившего письмо, в котором он говорит, чтобы я без промедлений приехала одна на остров Эльбу, где он ждет меня, сгорая от любви…

Поверьте, дорогой папочка, что теперь у меня много меньше, чем когда-либо, желания предпринимать эту поездку, и я даю Вам честное слово в том, что никогда не пойду на это, не спросив Вашего на то разрешения. Прошу Вас также сказать мне, что я, по-вашему, должна ответить императору…»

Нойперг мог слать победные реляции. Теперь он мог быть уверен не только в том, что сможет привезти Марию-Луизу в Вену, у него появилась почти полная уверенность в том, что он сумеет сделать ее своей любовницей…

Спустя несколько дней под нажимом галантного генерала, желавшего воспользоваться «случаем, который может представить путешествие», она уехала из Экса и короткими этапами двинулась в сторону Австрии.

Однажды вечером, в Швейцарии, под действием, возможно, каких-то угрызений совести, она отправила мадам де Монтебелло такое необычное письмо:

«Представьте себе, что в последние дни моего пребывания в Эксе император слал мне письмо за письмом для того, чтобы заставить меня приехать к нему, совершить подобную выходку в одиночку, только с помощью господина Юро, и сказать моему находящемуся в Вене сыну, чтобы он там и оставался, поскольку ему он не нужен. Я нашла это чрезмерным и прямо ответила ему, что пока приехать не могу. Боюсь, что все эти послания смогут оказать влияние на венский двор и привести к тому, что задержат меня надолго (вдали от Пармы); я все же дам им (министрам) слово чести, что пока не поеду на остров Эльбу и что я вообще туда не поеду (Вам ведь лучше, чем кому-либо, известно, что у меня нет ни малейшего желания ехать туда), но император очень уж непоследователен и легкомыслен…»

Госпоже де Монтебелло Нойперг не нравился. Она догадалась о том, что именно он был причиной внезапной перемены мнения Марии-Луизы. Шокированная этим, она позволила себе направить своей бывшей государыне обеспокоенное письмо, полное едва прикрытых намеков на опасности, которым может подвергнуться молодая женщина, находящаяся рядом со столь предприимчивым воякой.

Привыкшая скрывать свои чувства, Мария-Луиза ответила письмом, в котором, возможно, старалась успокоить свою совесть:

«Прошу Вас, продолжайте высказывать Ваши упреки; Вы знаете, как я люблю их слышать, и не переучивайте по поводу вечерних прогулок; Вы знаете, что мне чуждо всякое кокетство, в котором Вы меня упрекаете, что сердце мое является неприступной скалой для чувства, которого я еще не познала, и навсегда останется спокойным..,58

…Я только спешу успокоить Вас насчет состояния этого бедного сердца, которое так же спокойно, каким оно было, когда Вы с ним расстались, и оно приведет к проигрышу все пари, которые люди пожелали заключить на этот счет. Но согласитесь также, что объект не столь уж соблазнителен и что нет особой заслуги в том, чтобы ему противостоять…»

Этому не столь уж соблазнительному объекту суждено было стать ее любовником спустя всего три недели после этого письма.

24 сентября небольшой караван прибыл на берег озера Катр-Кантон и посетил часовню Гильома Телля. Внезапно разразившаяся гроза вынудила путешественников укрыться в трактире «Золотое Солнце», деревенском доме на склоне горы Риги.

У Нойперга появилась возможность, которую он ждал со времени пребывания в Эксе.

Послушаем внука Меневаля:

«В трактире Риги было совершено нарушение обычая, который до тех пор неукоснительно соблюдался: дежурный лакей всегда ложился перед дверьми комнаты императрицы. Но комнаты в трактире не были смежными и были разделены друг от друга коридором. Это положение комнат могло доставить, на самом деле, неудобства императрице из-за присутствия мужчины, которому следовало бы спать в коридоре перед ее дверью, единственным входом и выходом из комнаты. Как бы то ни было, лакею, по-видимому, было дано указание лечь спать на первом этаже».

Благодаря этому отклонению от правил генерал Нойперг смог беспрепятственно проникнуть в комнату Марии-Луизы. Воспользовавшись тем, что вспышки молнии и раскаты грома сильно напугали молодую женщину, он юркнул к ней в постель, прижал ее к себе, стал ласкать и наконец ударил своим личным громом по тому месту, которое вечно куда-то спешащий Наполеон посещал только набегами.

Очарованная бывшая императрица позабыла про грозу на улице59.

Спустя несколько дней тайный агент сообщил австрийскому императору о том, каким образом генерал Нойперг теперь удерживает Марию-Луизу на континенте. Не испытав ни малейшего чувства стыда, Франц I воскликнул:

– Слава Богу! Я очень удачно подобрал ей кавалера!

После путешествия, во время которого на каждой остановке Нойперг возобновлял любовные игры, чье эхо трактирщики слышали с удивлением и восхищением, Мария-Луиза прибыла в семь часов утра 4 октября в Шенбрунн в состоянии полного изнеможения.

Несмотря на усталость, она пошла поцеловать Орленка, затем добралась до своей комнаты и с наслаждением уснула.

Бывшая императрица была права в том, что решила набраться сил, поскольку с той поры, как все дипломаты Европы собрались в Вене на Конгресс для того, чтобы постараться восстановить все то, что Наполеон разрушил за пятнадцать лет, жизнь в австрийской столице стала бесконечной цепочкой балов, празднеств, парадов, приемов и концертов60.