Фернандо Морайс - Маг. Биография Паоло Коэльо Страница 37

Придя после обеда в редакцию, Пауло узнал, что за его голову назначена награда. Руководство Конгрегации марианитов, взбешенное опубликованным репортажем, явилось с рекламацией прямо к владелице газеты. Автора статьи обвиняли в том, что он сам выдумал содержащуюся в статье информацию. Услышав это, юный «тюлень» возмутился: эпизод с рекомендательным письмом на всю жизнь отбил у него охоту заниматься фальсификацией. Коллеги советовали ему лечь на дно и затаиться, пока не улягутся страсти, но Пауло, вспомнив о прыжках в реку в крепости Сан-Жуан, решил, что не стоит безропотно ожидать незаслуженного наказания, лучше сразу пойти к начальству и объясниться. Он уселся перед стеклянным директорским кабинетом-«аквариумом» и дождался хозяйки, которая появилась часа через два. Получив приглашение войти, Пауло остановился перед столом, за которым сидела владелица:

— Дона Ондина, я написал репортаж о Конгрегации марианитов и хочу вам объяснить…

Ему даже не дали закончить фразу:

— Вы уволены.

Пауло попытался возразить:

— Но, дона Ондина, меня же собирались принять на постоянную работу…

Не поднимая глаз от бумаг, хозяйка повторила:

— Вы уволены. Прошу вас удалиться…

Пауло вышел из кабинета, ругая себя за опрометчивость. Если бы он подождал пару дней, как советовали коллеги, об этом инциденте никто бы и не вспомнил. А теперь все кончено. Он поплелся домой как побитая собака. Но несмотря на пережитое потрясение, его способность фантазировать оставалась воистину беспредельной. Рассказывая в дневнике о глупости, которую он совершил, некстати проявив инициативу, Пауло попытался придать своему увольнению политическую окраску:

Ах! У меня было столько возможностей избежать того, что со мной произошло! Я бы мог уступить и заявить, что симпатизирую правым, чтобы остаться работать в газете. Но нет. Я предпочел стать мучеником, распятым за свои идеи, и меня пригвоздили к кресту прежде, чем я успел что-то сказать человечеству. Я даже не мог сказать, что невиновен, что боролся за всеобщее благо. Но нет! Умри же, грязный пес. Я червь. Я ТРУС! Меня уволили из «ДН» за подрывную деятельность. Теперь меня ждет вечерняя школа и длительное бездействие.

«Диарио де нотисиас» не была правой газетой и Пауло уволили отнюдь не из политических соображений, но он намеревался извлечь максимальную пользу из своего лечения в психиатрической клинике. Раз уж он оказался в категории тех, кого в народе называют «псих со справкой», он воспользуется тем, что невменяемые не несут ответственности за свои поступки, и станет делать только то, что ему заблагорассудится. Махнет рукой и на школу, и на родителей и займется воплощением в жизнь своей мечты. По его собственным словам, он стал «заблудшим» и даже начал захаживать в злачные места, но в отличие от других парней, у него не было крепких кулаков, и немного погодя Пауло решил, что будет «интеллектуально заблудшим», читающим то, чего не читают другие, и знающим то, что недоступно остальным. Он входил тогда в три сообщества — «Пайсанду», консерваторию и маленькую группу, оставшуюся от «Рота 15», — но всякий раз, когда требовалось применить физическую силу, Пауло сгорал от стыда: ему недоставало храбрости даже разнять дерущихся.

При этом он хорошо знал, что будущая победа не зависит от физической силы. И если раньше Пауло ощущал себя «экзистенциалистом на пути к коммунизму», то теперь стал себя считать «уличным коммунистом». Он прочел знаменитую трилогию Генри Миллера «Благостное распятие» («Сексус», «Плексус», «Нексус»), пролистал труды Маркса и Энгельса и с апломбом рассуждал на такие темы, как «реальный социализм», «холодная война» и «эксплуатация трудящихся». В заметке «Искусство в Бразилии» он цитировал Ленина, уверяя, что большевистский лидер «уже давно говорил о необходимости сделать два шага назад, когда это является единственным способом сделать один шаг вперед. Искусство тоже не может этого избежать. Сначала оно должно приспособиться к человеку, а потом, завоевав его доверие, уважение и любовь, вывести на нужный путь». Идеологической основой вторжения Пауло в область, которую он ранее отвергал, явился простой силлогизм: я интеллектуал, а поскольку каждый интеллектуал — коммунист, я коммунист. Мать одной тогдашней подружки Пауло обвиняла его в том, что он «морочит голову городской бедноте». Но ведь «от Генри Миллера до коммунизма всего один шаг, — писал Пауло, — значит, я коммунист». И только дневнику он поверял, что ненавидит Бергмана, считает Годара «неуклюжим», а Антониони «скучным». Откровенно говоря, ему очень нравилось слушать «Битлз», но коммунисту не подобает признаваться в таком публично.

Занятия в школе, как Пауло и обещал самому себе, отошли на второй или даже третий план. Опасаясь, что он не сможет успешно закончить учебный год, руководство колледжа Эндрюс вызвало Лижию и Педро, чтобы обсудить с ними три вопроса: низкие оценки, частые прогулы и «личностные проблемы» ученика. В начале занятий после июльских каникул Пауло не получил ни по одному предмету оценку выше 2,5 баллов и не присутствовал ни на одном уроке математики, по которой больше трех баллов никогда не получал. Он и в самом деле каждое утро отправлялся из дома в колледж, но там не сидел на уроках, а вместе со своими единомышленниками занимался театром. Родителям поставили ультиматум: либо их сын возьмется за ум, найдет какой-нибудь стимул, чтобы начать нормально учиться, либо его исключат. И хотя в колледже Эндрюс не было такой жесткой системы отчисления, как в Санто-Инасио, классный руководитель деликатно намекнул им, что «лучше не доводить дело до крайностей»: может быть, не дожидаясь конца учебного года, его следует перевести в учебное заведение, «где бы предъявлялись менее строгие требования». Иными словами, если Педро и Лижия хотят избежать позорного провала сына на экзаменах, его необходимо перевести в «дискотеку» — так называли тогда те колледжи, где при условии регулярного внесения платы ученику был гарантирован в конце года проходной балл. Супруги Коэльо с возмущением отвергли это предложение. Они еще не потеряли надежду вернуть Пауло на стезю Добра, а перевод в «дискотеку» означал бы позорную капитуляцию. Их сын никогда не будет учиться в школе пятого сорта.

Меж тем окружающим казалось, что Пауло обитает в другой галактике. Он целиком погрузился в мир театра, который тогда был в авангарде борьбы с военной диктатурой, и это сблизило его с молодежью, вступавшей в политическую борьбу. Теперь он смотрел только фильмы и пьесы протеста, а также обогатил свою речь лозунгами типа «больше хлеба, меньше пушек» и «когда народ един — он непобедим». Однажды вечером, когда Пауло с друзьями смотрел пьесу «Свобода, свобода», которую поставили Одувалдо Виана Фильо и Пауло Аутран[22], спектакль неожиданно прервался. На сцену вылез растрепанный парень и с сильным северо-восточным акцентом провел «митинг-молнию» против военной диктатуры. То был студенческий лидер и будущий федеральный депутат Владимир Палмейра, в ту пору — президент Академического центра Конрадо де Оливейра. Он призывал зрителей к участию в еще одной студенческой антиправительственной демонстрации. Через несколько лет, когда режим еще более ужесточился, политзаключенного Владимира Палмейру обменяли на посла Соединенных Штатов Чарлза Бёрка Элбрика, похищенного партизанами. В тех редких случаях, когда Пауло отваживался на участие в антиправительственных демонстрациях, он делал это лишь для того, чтобы насолить отцу, работавшему в самом центре Рио, где и проходили все манифестации. Откровенно говоря, раньше Пауло совсем не интересовался политикой.