Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 38

Пейдж говорит, люди хотят, чтобы полицейские были кем-то вроде соцработников – рукой помощи, на которую можно опереться, – но это не их работа. Их работа – ловить плохих парней. «Плохие парни»: эта фраза еще всплывет в нашем разговоре. «Хотите, чтобы мы были соцработниками? Пожалуйста; только не надо указывать, что именно нам делать. Занимайтесь своими делами, пока мы меняем мир для ваших детей».

Мой отец был таким соцработником: постоянно организовывал программы продленного дня, поощрял детей участвовать в жизни полицейского участка. На День благодарения он велел копам развозить корзины с едой по близлежащим районам. На Рождество рассылал местным детям игрушки – всегда в черно-белых тонах, чтобы люди знали, кто в этом районе хорошие парни. Хорошие парни. Плохие парни.

У Пейджа есть недвижимость в Неваде; он выйдет на пенсию через три года. Недвижимость, говорит он мне, недалеко от «Нордсторма»: «Жена и недели не продержится без похода в торговый центр».

«Каждому хочется свою лужайку», – говорит Мендоса, хотя он знает наперед, что останется в Лос-Анджелесе. Это его родной город, говорит мне многозначительно, место, где живет его семья. Другого не дано, ему больше некуда идти.

Папа поручил мне заплатить за ужин, и они с радостью соглашаются, поскольку общий счет составляет пять долларов. Сдачу я оставляю официантке с красивыми глазами.

В машине эти двое не переставая болтают, шутят и отпускают комментарии об окружающем мире. (Реплики Пейджа, как правило, обращены в окно.) Радио исторгает нескончаемый поток информации. Несмотря на то что за рулем Пейдж, машиной управляют они оба – Мендоса выступает в роли лоцмана: «Движение слева. Сбрось скорость. Желтый светофор. Этот трогается, внимательнее». Именно так отец разговаривает со мной, да и с любым, кто оказывается за рулем. Профдеформация. Пейдж и Мендоса интересуются моей жизнью, я, в свою очередь, спрашиваю о «Ньютоне». На их девяти квадратных милях насчитывается пятьдесят пять бандитских шаек.

Мимо проезжает грузовик с мороженым, из колонок звякает песня It’s a Small World. Дома вокруг по большей части ладненькие. Некоторые сдаются, большинство находятся в собственности. Суббота, на лужайках по всему району празднуют свадьбы и кинсеаньеры – что-то вроде конфирмации для девочек. Девочки в платьях из бледно-зеленой синтетической тафты носятся по тротуару, как экзотические пташки. Мужчины толпятся у гаражей, попивая пиво. Смотрят на нас. Копы пялятся, люди пялятся – никому ни до кого нет дела, никто не боится и не отводит глаз. Старшеклассницы в ярких розовых кринолинах смотрят на меня, молодую белую женщину на заднем сиденье полицейской машины, и гадают, что же я натворила.

В Южном Централе впечатляюще много детей и собак. Беременных собак. Собаки с отвисшими сосками медленно ковыляют по тротуарам. Молодые девушки тоже идут по тротуарам с младенцами на руках и детьми чуть постарше, висящими у них на спинах. За матерью, идущей в прачечную, друг за дружкой следуют пятеро детей. Каждый несет в наволочке столько грязного белья, сколько способен унести, процессию замыкает карапуз с коробкой стирального порошка. Воздух пахнет эвкалиптом.

Мы проезжаем место перестрелки 1974 года между полицией Лос-Анджелеса и Синбионистской армией освобождения. Теперь здесь пустырь. Дом, дом, дом, дом, пустырь, дом, дом. Две улицы спустя мы видим каркасный дом с питбулем на втором этаже, хотя не очень понятно, как он туда забрался, – лестницы в поле зрения нет. Мы заезжаем в «Уинчеллс Донатс» за кофе, пончики не берем – Пейдж называет их «таблетками для ожирения». Кофе ужасен, но я его пью.

Радио продолжает выплевывать непрерывные потоки информации, неразборчивых слов и выкриков; Пейдж и Мендоса не обращают на них внимания, пока внезапно голос не обращается непосредственно к нам, и мы мчимся к ряду коттеджей. Я понятия не имею, что там случилось или вот-вот произойдет. Я предполагаю, что они скажут мне оставаться в машине, но, к моему немалому удивлению, они зовут меня с собой. Вот интересно: может, на самом деле стоило прочесть формы, которые я подписала в участке? Дверь они не запирают, и я беру с собой свою сумку, слишком громоздкую и набитую блокнотами. Мендоса велит мне следовать за ним, я повинуюсь. Пистолеты наготове. После того как они осматривают однокомнатное бунгало, Пейдж кричит, чтобы я зашла внутрь. Пол покрыт толстым слоем битого стекла, сверху валяется голая пластиковая кукла. Больше ничего. Появляются другие офицеры, хотя ничего не происходит. Некоторое время мы болтаем, а затем направляемся к нашим машинам, как будто разъезжаемся после пикника.

Этот первый ложный вызов что-то изменил в воздухе вокруг нас. Когда мы снова трогаемся, Пейдж и Мендоса начинают усиленно искать происшествия. Они притормаживают рядом с каждой группой молодых людей и оглядывают их. «Как дела, парни? Какие-то проблемы?» Полицейские, как и мальчишки, неугомонны. Они будто бы хотят найти ту самую опасность, о которой сами же предупреждают. Тощий подросток, на вид ему не больше тринадцати, с целой россыпью бандитских символов, вытатуированных на его плоском животе, целится в нас пальцем, когда мы проезжаем мимо.

После следующего вызова мы несемся в парк и проезжаем прямо через толпу играющих в софтбол, игра при этом не прекращается. Люди обращают внимание на полицейскую машину, но не останавливаются и даже не смотрят, им все равно. В условленном месте находится несколько других офицеров, но ничего не происходит, только стук биты и аплодисменты.

В сумерках мимо «Макдоналдса» бежит мужчина. Пейдж и Мендоса выходят из машины, но, сделав четыре шага, Мендоса ковыляет назад. «У меня колени прострелены, – говорит он так, будто только что об этом вспомнил. – Не могу бегать».

Пейдж догоняет латиноса через полквартала, винтит его и надевает наручники. Я как будто телевизор смотрю. Тут же появляется полицейская машина и забирает его. В «Макдоналдсе» нам говорят, что он на кого-то наехал и убежал. В машине, которую он оставил, лежит магазин с патронами, и все убеждены, что пистолет, скорее всего, валяется в кустах на обочине. Мы начинаем прочесывать кусты, и втайне я надеюсь, что найду ствол и таким образом принесу хоть какую-то пользу. Несмотря на оживляж на парковке – полицейские, патрульные машины, человек в наручниках, – движение не замедляется. Мендоса говорит мне, что видел очерченные тела на асфальте, но движение по-прежнему не замедляется.

Откуда ни возьмись появляются свидетели. Латиносы говорят полицейским, что пистолет подобрал афроамериканец в полосатой рубашке. Тот,