Анатолий Лазарев - ОДИНОКИЙ БУНТАРЬ: Брайан Джонс и юность «Rolling Stones» Страница 38

Однажды летним днем, когда на очередной веселой вечеринке уже зажглись палочки с благовониями, Линда появилась на пороге квартиры Брайана на Кортфилд-роуд. Некоторые свидетели (например, Мэриэнн Фейтфулл) утверждают, будто Брайан отреагировал на ее появление тем, что не только не впустил Линду внутрь, оставив ждать на улице, но и начал смеяться и издеваться над ней, выйдя на балкон с подвыпившими гостями. Однако на самом деле Брайан препроводил Линду и Джулиана в спальню и прикрыл за собой дверь. Чуть позже Линда ушла, а он остался на лестнице и проплакал целых два часа. Он скучал по Линде, думал о ней и все время говорил о том, как это приятно — держать на руках собственного сына.

Брайан, сам того не ведая, оставил глубокий след в душе своего сына. Джулиан спустя годы вспоминал: «Я помню папу, когда я был еще очень маленьким. Тогда я испугался и заплакал, и папа взял меня на руки. Я навсегда запомню его лицо, когда он крепко прижал меня к себе. Иногда, когда мне плохо, я закрываю глаза и снова переживаю тот момент. Это помогает мне в трудных ситуациях». Брайан вернулся тогда к гостям весьма понурый, но кто-то из них счел потом нужным раздуть этот трогательный и очень личный случай до отвратительного недоразумения.

В продолжение развития негативного образа «Роллингов» в глазах публики было заявлено, что они начинают работу над первым из пяти своих фильмов, как заявил еще в канун Нового Года Аллен Кляйн. “Only Lovers Left Alive” («В живых остаются только любовники») — так он назывался, и эта лента обещала стать контрастом легковесным кинофарсам от «Битлз». Сценарий был написан по одноименному роману Дэйва Уоллиса, и в нем рассказывалось о том, как Англию после ядерной атаки захватили тинейджеры. Обозначая фундаментальную разницу между собой и «Битлами», Мик Джаггер так сказал в интервью “Melody Maker”: «Я, например, не могу представить себе Ринго отрицательным персонажем в киноленте с пистолетом в руках, который хочет кого-нибудь убить. Но я не думаю, что вы посчитаете особенно странным, если бы это сделал на экране Брайан».

Это был просто душераздирающий «комплимент» Брайану. В конце концов мир так и не увидел его в столь ужасающем обличье — фильм не был снят. Вместо этого Брайан вместе с Анитой и Кристофером Гиббсом отправился в Марокко, чтобы развеяться после нелегкого визита к нему Линды. Внутри него все разрывалось на части, и он надеялся, что эти каникулы послужат ему только на пользу.

Марокко в 30-40-е года прошлого века была для американских литераторов тем же, чем был для них Париж за десятилетие до этого. В Танжере — центре обитания талантливых артистов-экспатриантов, жил известный писатель — идеолог хиппи Уильям Берроуз. В 60-е годы Марокко была самой близкой восточной страной, которую можно было посетить западному человеку, так как Турция еще не была тогда такой открытой. Американцы и европейцы потоком хлынули туда, привлекаемые такими распутными развлечениями, как «киф» и мужская проституция.

Зловещая, испорченная, но вместе с тем невероятно манящая страна, Марокко производила на Брайана глубочайший эффект. Он боготворил все, что было связано с Марокко: шум базара Гранд-Скко, запруженные людьми узкие улочки, где он мог купить себе роскошный кафтан, джеллаб (свободный халат с капюшоном), экзотическую подушку или красивый гобелен, которым можно было бы достойно украсить — на зависть всем друзьям — свою лондонскую галерею на Кортфилд-роуд, не говоря уже о наркотиках — гашиш, который нужно любовно потягивать через водяную трубку-хуку, или безымянные смеси в таинственных горшочках. Даже дневной свет здесь был особым, когда яркое летнее палящее солнце отражалось в глади девственно-белых песков. Брайану нравилась и простецкая чувственность трапезы без столовых приборов, когда нужно было брать пищу пальцами. В Марокко он как бы стряхивал с себя груз цивилизации со всеми ее проблемами и треволнениями.

Марокко — о, это была страна, словно созданная для Брайана! Ее жизненный уклад, как духовный, так и светский, был абсолютно неотделим от музыки. Ни одно из тех развлечений, что предлагались в древних стенах из красного песчаника города Марракеш, не привлекало его больше, чем уличные музыканты, которые, сидя на голой земле, играли тысячелетние берберские мелодии на своих дудках, или выбивали неистовые африканские ритмы на барабанах, создавая неповторимый саундтрек к повседневной жизни города.

Кристофер Гиббс, Брайан и Анита решили вместе отправиться в Танжер. Они выбрали себе пристанище в отеле «Minza» в огромном номере с окнами, выходившими на море. Уже спустя 10 минут после того, как трио расположилось здесь, Анита и Брайан начали громко ругаться. Брайан поднял руку на Аниту и промахнулся, сильно ударившись о железную решетку окна; он сломал себе запястье. Кристофер и Анита положили его в больницу, где он оставался несколько дней. Тем временем Анита и Кристофер исследовали город, и однажды подошли к одному таинственно выглядевшему мужчине, стоявшему неподалеку от цветочного базара. Он держал в руках белую китайскую вазу и маленький кожаный мешочек. Он приблизился к ним, представился Ахмедом и прошептал: «Не хотите ли закурить?» Анита и Кристофер последовали за ним, в то время как он пошел по базару с такой скоростью, что они чуть не свернули себе шеи. Наконец Ахмед привел их к каменной лестнице в пустой магазин перед отелем, где вручил им свой мешочек с гашишем и берберскими украшениями. Здесь Кристофер и Анита изрядно накурились.

Как только руку Брайана загипсовали, они повели его к Ахмеду. Брайан все время повторял: «Возьмите что-нибудь из его добра к нам в Лондон». У Ахмеда был килограмм гашиша в двух полых медных подсвечниках. Брайан заплатил за наркотики, но попросил Кристофера, чтобы он рискнул провести их: «Дружище, у тебя же антикварный магазин. Никаких проблем не будет; они подумают, что это — для твоего магазина». (Подсвечники перешли границу благополучно, и трио спустя некоторое время с превеликими церемониями стало наслаждаться на квартире у Брайана их содержимым.)

По вечерам в Танжере Брайан, Кристофер и Анита приходили в Медину пропустить чашечку-другую мятного чая, покурить хорошего «кифа» и перебрать кучу красивых вещей — здесь они незло спорили, кто из них купит то-то или то-то. Они радовались, обнаружив какую-нибудь ткань, которая еще со времен войны лежала в пыльных углах или, например, необычную вышивку, которую содеяли в свое время евреи из Тетуана. По ночам в отеле они ели кебаб и кускус и, потягивая пахучий табак, наслаждались танцами живота берберок, с ног до головы увешанных серебряными украшениями.