Андреа Бочелли - Музыка тишины Страница 38

Когда назвали его имя, он вошел в аудиторию, где сдавали устные экзамены, с трудом скрывая волнение. Он сел, сжал кулаки, глубоко вздохнул и стал ждать первых вопросов.

Сначала он рассказывал о великом немецком философе Иммануиле Канте, затем перешел на Маркса, по «Капиталу» которого Амос в свое время писал сочинение в школе, так что для него это был просто «поцелуй фортуны», и он ответил на вопрос с удивительной раскованностью.

Когда он сдавал экзамен по истории, вся комиссия была просто поражена его детальной подготовкой, далеко выходящей за пределы школьной программы. Этторе старательно читал для него написанное в учебнике, но после этого по собственной инициативе рассказывал Амосу все, что знал сам, добавляя к своему обширному повествованию фрагменты личного жизненного опыта и воспоминания об исторических событиях – войне и мире. Его рассказы о том, как ему жилось в период фашизма и Второй мировой войны, настолько захватили Амоса, что он полюбил историю всем сердцем.

По окончании устных экзаменов преподаватели вручили ему проверенные письменные работы, поздравив с замечательно написанным сочинением, к которому проверявший его учитель даже ни разу не приложил руку.

Амос с триумфом покинул аудиторию и эту школу, в которую ему больше не надо было возвращаться, и стал спокойно ожидать результатов экзаменов на аттестат зрелости.

Ему пришлось ждать несколько дней, пока на стенде, выставленном в школьном дворе, не вывесили результаты. Он получил шестьдесят баллов из шестидесяти возможных, самую высшую оценку. Дрожа от счастья, он тут же бросился звонить синьору Этторе, чтобы поделиться с ним своей радостью. Этторе выслушал его, а потом рассмеялся, сказав, что такая оценка кажется ему преувеличенной. «Сорок, – проговорил он, – сорок из шестидесяти… я еще понимаю – это ты заслужил, но шестьдесят!» Но, конечно, было ясно, что и он доволен результатом тех совместных жертв, которые были принесены для достижения этой цели. Впрочем, почивать на лаврах времени не было; нужно было смотреть вперед, думать о будущем, ставя перед собой конкретные цели: уже следующим утром, ровно в десять часов, Этторе приехал к Амосу на своем мопеде, с вечным нейлоновым мешком в руках, в котором лежали две книжки и газета.

«Ну что, ты уже думал о том, чем будешь заниматься?» – не теряя времени, спросил он у Амоса. «Как чем? – ответил новоявленный выпускник. – Запишусь прямо сразу на дополнительные курсы и, если все будет хорошо, поступлю на юридический; там у меня будет полно времени подумать о своем будущем. Ты ведь знаешь, у меня в семье – сплошные адвокаты, и я просто чувствую, что все так и ждут от меня, что я буду подвизаться в юриспруденции. Я был еще ребенком, когда мне начали говорить, что я, когда вырасту, стану адвокатом, и я, видимо, в это поверил. Иначе, если бы не этот результат на выпускных экзаменах, кто знает, может быть, я бы всерьез стал учиться музыке и получил бы диплом по классу игры на фортепиано».

Синьор Этторе на это ничего не ответил, только предложил проводить Амоса в Пизу, чтобы помочь ему пройти все бюрократические моменты, необходимые для поступления. Спустя несколько дней дело было сделано лучшим образом; тогда, чтобы по утром не валяться долго в постели и не прозябать бесцельно в деревне, Этторе предложил своему юному воспитаннику вместе просматривать прессу. Такой привычки у Амоса никогда не было. Затем, несколькими днями позже, они стали вместе читать один из великих шедевров итальянской литературы, известный во всем мире, – «Гепард».

Роман Джузеппе Томази ди Лампедузы очень понравился Амосу. Этим знойным летом юноша начал проявлять серьезный интерес к прозе, который зародился у него еще в те далекие времена, когда дядя Компарини читал вслух в нежные моменты объединения семьи, когда старый любитель литературы не разрешал даже включать телевизор, объявляя его «непрошеным и неуместным гостем».

Этторе читал вслух уже гораздо более уверенно, чем несколько месяцев назад. Казалось, силы его неиссякаемы, а сам он неутомим в своих разъяснениях и комментариях, щедро раздаваемых по случаю. Амос слушал его и испытывал чувство покоя и благости: время пролетало быстро, и когда Этторе уходил, на душе становилось пусто и одиноко. Потом он задумывался о прочитанном и ощущал, как постепенно развивается духовно. Это выражалось и в том, что ему проще стало выражать собственные мысли, да и вообще, теперь он говорил больше, чем когда-либо.

Впоследствии Амос пристрастился к классикам русской литературы; он начал с Николая Гоголя, жадно проглотив его самый известный роман, «Мертвые души»; потом настал черед влюбиться в Федора Достоевского, вплоть до того, что, прочитав «Братьев Карамазовых» и «Преступление и наказание», он почувствовал себя другим человеком, обуреваемым жаждой знаний и интересом к литературе. Он буквально набросился на книги Льва Толстого и всего за несколько ночей одолел его знаменитый роман «Война и мир». Амос с восторгом рассказывал о нем друзьям и был просто поражен, когда узнал, что многие из них не смогли прочесть его до конца, а некоторые даже не читали ни строчки.

Тем временем он начал посещать дневные курсы, довольно скучные и неинтересные. В разговорах с товарищами он, шутя, называл их потерей времени, как службу в армии. Однако этот дополнительный год был необходим ему для поступления на юридический факультет. А пока у него было много свободного времени, которое он посвящал общению с друзьями и развлечениям, не говоря уже о чтении и прочих увлечениях.

Однажды в субботу на новеньком мотоцикле Серджио парни отправились в гости к Марике, девушке, о которой Амос много слышал от друга, познакомившегося с ней в школе. Марика училась в техникуме и надеялась в скором времени найти работу секретаря в какой-нибудь компании; во всяком случае, именно это она рассказала о себе Амосу, когда они знакомились.

Это была высокая и стройная девушка, с длинными каштановыми волосами, обрамлявшими нежное личико с правильными чертами. Ноги у нее были такие длинные, что им позавидовала бы любая манекенщица. Но что поразило Амоса больше всего, помимо описаний, предоставленных ему Серджио, был голос Марики: чистый, нежный, спокойный и женственный, как у сирены.

Амос пробыл у нее так долго, как только позволяло ему время, и, уходя, пригласил ее к себе в гости, послушать музыку. Он задал ей несколько вопросов по поводу ее музыкальных пристрастий и с некоторым беспокойством вынужден был признать, что она в музыке не знаток и ей это не особо интересно. Тем не менее Марика без колебаний приняла приглашение, и Амос, вернувшись домой, чувствовал себя взволнованным – с одной стороны, из-за ее неожиданной любезности, а с другой – из опасения не найти способов развлечь, заинтересовать и удивить эту юную сирену.