Иван Кожедуб - Неизвестный Кожедуб Страница 39

Парторг учил нас стойко преодолевать трудности, выковывая победу.

И мы не падали духом, мужали в испытаниях. Мы проходили большую, трудную школу большевистской закалки. Гибель товарищей сплотила нас, заставила еще сильнее ненавидеть врага и яростнее рваться в бой.

Немцы сосредотачивали силы в районе Белгорода. Всем было ясно, что наступившее затишье — предвестник больших сражений. И мы готовились встретить их во всеоружии: тренировались, изучали тактику, учились не только на опыте своей части, но и на опыте всех наших военно-воздушных сил. Изредка летали на боевые задания.

Командиром части назначили штурмана капитана Подорожного. Высокий, статный, с открытым, смелым лицом, он держался с большим достоинством. Новый командир был хорошим летчиком, он получил теоретическую подготовку в академии. Мы уважали Подорожного. Солдатенко же мы не только уважали, но и любили, как отца.

…Наступили теплые, весенние дни. Развалины ангара, возле которого погиб наш командир, так и стояли на окраине аэродрома. Вокруг развалин пробивалась молодая трава. Фронтовая жизнь шла своим чередом. Летая в разведку, мы видели, что враг подтягивает крупные силы. Чувствовалось, что скоро должны произойти важные события. Все с нетерпением ждали первомайского приказа Верховного Главнокомандующего.

Накануне 1 мая 1943 года часть получила поздравительные письма и посылки от незнакомых нам советских людей. Мне достался мундштук и портсигар из небьющегося стекла от ученика ремесленного училища. В посылке лежала записка: «Прошу передать летчику — делал сам. Бей врага, товарищ!»

Получил я и кисет с крепким самосадом от старой работницы — ткачихи из Ивановской области.

Вечером у нас торжественное собрание. Впервые я встречал Первомай в боевой обстановке.

Парторг Беляев, заметно волнуясь, зачитывает приказ Верховного Главнокомандующего. Слушаем, затаив дыхание. Товарищ Сталин приказал: «Всей Красной Армии — закрепить и развить успехи зимних боев, не отдавать врагу ни одной пяди нашей земли, быть готовой к решающим сражениям с немецко-фашистскими захватчиками».

Слова сталинского приказа заставили каждого из нас еще раз задуматься над тем, как лучше подготовить себя к грядущим боям.

После торжественной части были прочитаны письма, присланные нам с разных концов Союза рабочими фронтовых бригад, учителями и научными работниками, школьниками и школьницами.

Когда мы расходились по землянкам, кто-то из летчиков сказал:

— Какие теплые письма прислали нам труженики тыла! Как работают, молодцы! Нельзя нам отставать от них.

Мы получили приказ перелететь ближе к линии фронта.

На подходе к новому аэродрому самолет Амелина вошел в штопор. Я похолодел. Быстро оглянулся — не сбил ли его противник. Нет, врага не было. В ту же секунду Амелин выровнял машину.

Мы благополучно приземлились.

Я подошел к Лене:

— Что с тобой случилось? Он поморщился.

— Судорога ногу сводит. Давно не было приступа. С утра перемогался. Во время задания обычно ничего не чувствую. А тут так свело, что думал — дух вон!

— Ну и стойкий же ты парень! — сказал я, пожимая ему руку. Как бы Леня ни был болен, он не оставался на земле, если товарищи летели в бой.

Наутро Амелин поднялся в воздух прикрывать аэродром. Все было спокойно. В низинах залег туман — только что взошло солнце.

Леня кружил над аэродромом и зорко осматривался по сторонам. Вдруг он заметил, что по оврагу, «маскируясь местностью», шел бомбардировщик противника «Юнкерс-88». Амелин внезапно для врага свалился сверху. Но противник оказался стреляной птицей: начал искусно маневрировать и уклоняться. Вражеские стрелки открыли бешеный огонь. Амелин не отступил — зашел в хвост вражескому самолету. Тот сбросил бомбы, очевидно рассчитывая, что машина Амелина попадет в взрывную волну и он отвяжется от неутомимого советского истребителя. Амелина сильно тряхнуло взрывной волной и отбросило в сторону. Но его воля к победе и упорство были так сильны, что он не только не прекратил преследование, но еще злее стал наседать на врага. Противник пошел на другую хитрость: направил свой самолет на ветряную мельницу, надеясь, что Амелин сгоряча не заметит ее и врежется. Но Леня разгадал и эту уловку врага. Он молниеносно рассчитал расстояние и проскочил в стороне, осыпая фашистский «юнкере» огненными трассами. Стрелок врага замолчал: очевидно, был убит.

Противник, однако, не сдавался. «Юнкере» стал снижаться к оврагу так, что, казалось, вот-вот врежется в землю.

Перед самым оврагом немец взмыл вверх.

Амелин дал еще одну очередь по вражеской машине. Но вдруг он услышал странный треск, приглушенный шумом мотора. Сердце у Лени сжалось: что-то случилось с машиной. Жаль самолет! Обидно после такого поединка упустить врага!

Бомбардировщик ушел, хотя Амелин был уверен, что улетит он недалеко и где-нибудь упадет.

Самолет Амелина терял скорость, мотор сильно трясло, и все же Леня привел машину на свой аэродром.

Мы побежали к нему навстречу. Вернулся старый друг! Крепко пожимаем ему руку. Он докладывает командиру Подорожному, что самолету противника не уйти далеко: на «юнкерсе» уже появилось пламя.

Амелин улыбается, но лицо у него от усталости серое. Он снял шлем, я смотрю на него и не верю глазам.

— Леня, да ты седой! — кричу я.

На висках моего сверстника появилась седина.

Мы с уважением смотрим на него — сколько он пережил, передумал за несколько минут пребывания в воздухе!

Немного погодя пришло донесение, что «юнкере», пролетев восемь километров, упал. У Лени на счету появился первый сбитый самолет. Экипаж был взят в плен. Оказалось, немцы везли на «Ю-88» важные секретные документы. Они хотели ранним утром перелететь прямым путем из Белгорода в Орел и там договориться о взаимодействии.

Амелину было обидно, что он не видел, как падал немецкий бомбардировщик.

Случалось, что наши самолеты приходили с боевого задания изрешеченными. И вот тогда-то особенно проявлялись достоинства наших замечательных боевых друзей — техников, механиков, мотористов. Если в моем самолете оказывалась пробоина, то я знал, что механик Иванов ночь не будет спать, а машину починит. Чем больше я его узнавал, тем больше ценил. Уверенно летишь над территорией врага, когда знаешь, что самолет подготовлен отлично.

Наши техники работали превосходно, самоотверженно. Днем, ночью, в мороз, когда металл обжигает пальцы, буран сбивает с ног, механики оставались на поле, чтобы скорее ввести в строй боевую машину.