Сюзанн Варга - Лопе де Вега Страница 4

Провозгласив принципом своего искусства следование «вкусу» (gusto) толпы, объявив его единственным критерием творческих принципов писателя, Лопе безошибочно отобрал в нем все то, что было созвучно его собственным идеям и воззрениям. В ясности и красоте простонародного романса он разглядел не только легкий ритмический стих, которым разговаривают герои его пьес, но лирическую глубину и смысловую насыщенность, доносящую в безыскусном внешне стихе радости и горести человеческого сердца. Он сделает любовь к романсам литературной модой, но точная и изысканная поэтическая стилизация не лишит их души, которую разглядят и ученые поэты, и та самая толпа, что подхватит их и сделает народными. Разглядит Лопе и врожденное чувство чести и достоинства своего народа, отразившееся в его напряженно-пронзительных «драмах чести», и не раз посмеется над честью рисованной, ритуализированной многочисленными социальными установлениями. В отстаивании оскорбленной чести герои «Фуэнте Овехуны» и «Перибаньеса и командора Оканьи» поднимаются до истинной трагедии и подвига; в преодолении тягостных условностей публичной чести героини его комедий, подобно Диане из «Собаки на сене» и Леонарде из «Валенсианской вдовы», всегда будут неизменно хитроумны и изворотливы, любым способом отстаивая свое счастье и право любить. В затейливых интригах и комичных персонажах его комедий отразится не только радостный и веселый нрав испанцев, но и их смехотворное стремление к внешней пышности и позерству, любовь к зрелищам и публичным страстям, так свойственные его эпохе. Он впитает и подлинную религиозность: это не только исповедально-напряженные интонации «Духовных стихов», но также театрализованные «жития святых» и «действа о причастии» («ауто сакраменталь»), написанные по случаю религиозных торжеств. Не останется Лопе чужд и патриотических чувств испанца XVII века. Лопе де Вега — поэт, хронист, проводник духа и величия Испании; слава отечества — предмет его бесконечной гордости и размышлений. Имперский миф для него будет мечтой, а не предметом для иронических насмешек и скепсиса. Не потому ли он никогда не пытался написать плутовской роман с его перевернутым миром и вывернутой наизнанку моралью, средоточием пороков и искажением добродетелей. А ведь жанр этот переживал в то время пик своей популярности.

Однако как бы ни стремился Лопе угодить вкусу толпы, он никогда не оставит попыток воспитать эту самую толпу, окультурить ее, ведь, по мнению барочного художника, именно «культура создает личность, и чем ее больше, тем личность значительней» (Бальтасар Грасиан). «Высокая» пасторальная проза и героическая поэзия, написанные по заказу его высокородных покровителей или властей, адресованная интеллектуальной элите любовная, духовная и риторически-панегирическая поэзия в стиле модных тогда античных и итальянских образцов никогда не будут отделены непреодолимой границей от его главного детища, предназначенного для самого массового зрителя, — театра. И именно театральные подмостки публичных театров и слава драматурга в конечном счете поставят Лопе де Вега в глазах современников и потомков в ряд самых великих его литературных собратьев.

К русскоязычному читателю приходит, наконец, жизнеописание одного из самых любимых и репертуарных драматургов европейской культуры. И второй раз Лопе де Вега приходит в Россию через французскую культуру — важнейшего посредника в знакомстве русского читателя и зрителя с классическим европейским искусством. Именно с французского подстрочника был сделан первый русский перевод его комедии «Сельский мудрец» (1785, переводчик А. Ф. Малиновский). Вскоре в московском журнале «Чтение для вкуса, разума и чувствований» появится статья «О гишпанском театре», опубликованная в 1792 году и содержащая пересказ пьесы Лопе Los Benavides («Бенавидесы»), и вновь пьеса была заимствована из книги на французском языке Varietés littéraires. Тогда же имя испанского драматурга начинает встречаться в трудах А. П. Сумарокова и В. К. Тредиаковского, хотя настоящий интерес к творчеству Лопе в литературных и читательских кругах появится только к середине XIX века. К испанской словесности золотого века взоры отечественного читателя обратит П. А. Катенин, прекрасный переводчик, драматург, знаток и популяризатор классической испанской литературы. Посвятив «поэзии испанской и португальской» специальную статью из своих «Размышлений и разборов», он будет сетовать на излишнее доверие русского читателя «немецкому вкусу», неприятие коим драматического искусства Лопе в сравнении с драмами Кальдерона есть оборотная сторона его достоинств. Ирония Катенина ухватит главные и отнюдь не новые претензии к испанскому гению: «Вольно же было Лопесу признаться торжественно в стихах, что он пишет не как быть должно, сам знает, что все его пьесы вздор, и поневоле угождает безумным прихотям безграмотной черни; вольно ему было, не дорожа своими трагедиями и комедиями, писать так проворно и написать так много, что всех собрать не смогли»[2].

Вскоре появляются первые прозаические переводы комедий, выполненные для чтения в публичном театре Н. М. Пятницким, а в последней трети XIX века он делает первые поэтические переводы для постановки пьес Лопе де Вега на сцене — «Фуэнте Овехуна» (1877); «Наказание — не мщение» (1877); «Звезда Севильи» (1887); «Король — лучший судья» (1891). Это было начало пути. Впереди будут бунтарская слава и запреты постановки «Фуэнте Овехуна» («Овечий источник») в Малом театре с блистательной Марией Ермоловой в роли Лауренсии; постановки пьес Лопе де Вега режиссером и теоретиком искусства Н. Н. Евреиновым, новые поэтические переводы Н. Л. Лозинского и Т. Л. Щепкиной-Куперник, сделанные специально для Театра комедии в Ленинграде и Театра Советской Армии в Москве, и блистательные постановки «Учителя танцев», «Собаки на сене», «Дурочки» на сценах отечественных театров.

Создатель испанского национального театра, драматург, принесший этому театру мировую славу, поэт и писатель, признанный и воспетый современниками, любимый и почитаемый сегодняшним зрителем и читателем, он и поныне «составляет вечный предмет наших изучений и восторгов». Эти слова А. С. Пушкина, сказанные им о крупнейших драматургах XVII века, можно с полным правом отнести к Лопе де Вега и нашему сегодняшнему искреннему интересу к его творчеству и личности.

И. В. Ершова

ПОЧЕМУ ЛОПЕ ДЕ ВЕГА БЫЛ БОЛЕЕ ИЗВЕСТЕН ПОД ИМЕНЕМ ФЕНИКС

Я — некий странный, своеобразный, единственный в своем роде Феникс в моей любви, в моей вере, в моем постоянстве и терпении.