Алексей Брусилов - Мои воспоминания. Брусиловский прорыв Страница 40

Покончив с тыловыми вопросами и удостоверившись, что и сам армейский тыл приходит в большую степень порядка, я перенес свой штаб из Львова в Любень-Вильке.

Вся же моя армия находилась уже на правом берегу Верешицы, и я двинул ее вперед на линию Перемышль – Низанковицы – Добромиль – Хиров, выслав согласно директиве главнокомандующего 10-ю и 12-ю кавалерийские дивизии вперед на линию Дынов – Санок по реке Сану и далее, дабы не терять соприкосновения с противником, а 2-ю сводную казачью дивизию через Самбор – Старое Место в Карпаты к г. Турке, чтобы по возможности захватить и держаться на перевале большого шоссе, идущего от Венгерской долины.

Противник, оставив значительный гарнизон в крепости Перемышль, отошел в западном направлении на левый берег Сана, где и остановился, чтобы привести себя в порядок после понесенных сильных неудач.

Мне казалось, что давать оправиться противнику не следовало и было необходимо, идя за ним по пятам, довершить его разгром, оставив лишь у Перемышля сильный обсервационный корпус. Против этого, конечно, можно было возразить, что наши коммуникационные линии удлинились бы чрезмерно, а они и без того были не в порядке, а во Львовском железнодорожном узле сразу же водворился полный хаос и он был забит в такой степени, что мы стали получать довольствие всякого рода с большим опозданием.

Я был бессилен помочь этому горю, так как это была область главного начальника снабжения армий фронта, подчиненного главнокомандующему фронтом, и на мои протесты и жалобы обращалось мало внимания. Думаю, однако, что при желании и умении была возможность привести тыл в быстрый порядок и в то же время довершить поражение уже разбитых войск противника, не допустив его вновь окрепнуть, благодаря пополнениям, подкреплениям и отдыху.

Обложение Перемышля было поручено вновь назначенному командующему 3-й армией Радко-Дмитриеву. Когда он был командиром 8-го армейского корпуса во вверенной мне армии, а также по предыдущим действиям в болгаро-турецкую войну, я составил себе о нем представление, как о человеке чрезвычайно решительном, сообразительном и очень талантливом; ни малейшим образом я не сомневался, что он и в данном случае развернет присущие ему боевые качества и попробует взять Перемышль сразу, что развязало бы нам руки, закрепило бы за нами Восточную Галицию и дало бы возможность невозбранно двигаться дальше, не оставляя за собой неприятельской крепости и осадной армии.

Действительно, после ряда поражений и громадных потерь австрийская армия была настолько потрясена, а Перемышль был настолько мало подготовлен к осаде, гарнизон же крепости, состоявший из части разбитых войск, был настолько расстроен, что, по моему глубокому убеждению, была возможность в половине сентября взять эту крепость штурмом при небольшой артиллерийской подготовке. Но время проходило, а никаких поползновений на захват Перемышля не предпринималось. Это дело меня не касалось, и потому я считал себя не вправе вмешиваться в предначертания моего соседа и тем или иным способом влиять на его решение.

До конца сентября мы стояли бездеятельно на назначенной нам линии и вполне отдохнули. Одно меня озабочивало, это – далеко не достаточный прилив пополнений; да и те, которые прибывали, были не в должной мере подготовлены к боевой деятельности. Относил я это к тому, что запасные батальоны были только что сформированы и не втянулись еще в свою работу в полной мере.

Но я в этом, к сожалению, сильно ошибался: за всю войну мы ни разу не получали хорошо обученных пополнений, и чем дело шло дальше, тем эти пополнения прибывали все хуже и хуже обученные не только своему военному делу, но и в нравственном и политическом отношениях. По-прежнему никто не мог мне дать ответа при моих опросах, какой смысл этой войны, из-за чего она возникла и каковы наши цели. В этом отношении нельзя не обвинять Военное министерство, столь плохо поставившее дело в наших запасных войсках.

В конце сентября крупные шероховатости в железнодорожной работе, в особенности во Львовском железнодорожном узле, стали усиливаться, и на львовской станции пути были настолько забиты, что получилась основательная пробка и не было никакой возможности разобраться в грузах и своевременно отправлять их по принадлежности.

То дело мне было не подведомственно, но, видя, что мои жалобы не приводят ни к чему, я самовольно командировал во Львов, чтобы привести в порядок этот важнейший железнодорожный узел, генерала Добрышина[52], специалиста железнодорожного дела, который, поскольку это оказалось ему возможным, не имея никакой власти, разобрался в беспорядках этого узла и по возможности разгрузил его.

Положение его было очень щекотливое и тяжелое, ибо, как я только что сказал, Львов, вышедший из района моей армии, мне ни с какой стороны подчинен не был, и я тут вмешался не в свое дело; но так как благосостояние моей армии от беспорядка на железных дорогах начало страдать, а моим воплям никто не внимал, то, скрепя сердце, я захватным правом назначил генерала Добрышина начальником Львовского узла. Должен признать, что если раньше никто не внимал моим жалобам, то и тут мне никто не мешал распоряжаться в чужом ведомстве.

Во второй половине сентября было объявлено о формировании 11-й армии, целью которой была осада Перемышля и в состав которой должны были войти несколько второочередных дивизий и бригад ополчения. Командующим армией был назначен ген. Селиванов. Это был старый человек, выказавший в Японскую кампанию не столько военного дарования, сколько твердости характера во время бунта во Владивостоке при революционном движении, охватившем всю Россию в 1905–1906 гг. Он был человек упрямый, прямолинейный и, по моему мнению, малопригодный к выполнению возложенной на него задачи.

Наши дела севернее 3-й армии шли в это время довольно неважно, и все внимание главнокомандующего и штаба Юго-Западного фронта было направлено на фронт реки Вислы; группа же армий 3-й, 11-й и 8-й была поручена мне, и была отдана директива временно держаться на месте. На этом основании я перенес свой штаб в Садовую Вишню, как пункт более центральный для выполнения новой возложенной на меня задачи.

Командовать осадой Перемышля до прибытия ген. Селиванова был назначен командир 9-го корпуса 3-й армии генерал Щербачев, которого я давно знал по Петербургу. Он доложил мне, что, по его мнению, вынесенному по близком ознакомлении с положением дел, Перемышль и в настоящее время взять штурмом легко и за удачу он ручается. Предложение было очень соблазнительное, даже если предполагать, что потери будут значительны, ибо с падением Перемышля вновь сформированная 11-я армия имела бы развязанные руки и значительно усилила бы фронт 3-й и 8-й армий.