Михаил Колесников - Дипонегоро Страница 43

И сравнение с безграмотным крестьянином льстило Дипонегоро. Народ не хотел складывать оружие и по-прежнему видел в нем своего вождя. Сейчас крестьяне уже сами создавали отряды и выдвигали из своей среды вожаков. Они приходили в Себодо, чтобы принести присягу великому пахлавану.

Дипонегоро готовится к новому наступлению!.. Генерал де Кок, уже считавший, что яванская война завершена, всполошился. Босх стучал кулаком и топал ногами: не хватало еще, чтобы и при его правлении продолжались смуты, истощающие казну.

— Запросите у Дипонегоро мира, — посоветовал он. — Соглашайтесь на любые условия. А когда он явится на переговоры, арестуйте его, закуйте в кандалы и сошлите куда-нибудь подальше, хотя бы на Целебес. Поручите дело полковнику Клеренсу. В случае удачи он получит генерал-майора.

Клеренс просиял и с большой охотой согласился совершить неслыханную подлость.

Он открыто, без охраны, под защитой лишь белого флага отправился к подножию вулкана Минорех, объявил повсюду, что голландское командование принимает любые условия, лишь бы мир, наконец, был заключен. Пусть пахлаван приходит в Минорех, где ему ничто не угрожает.

Получив письмо полковника Клеренса, Дипонегоро задумался. Кроме того, ему передали письмо из Батавии от Киая Моджо. Священнослужитель считал, что война проиграна. Пора прекратить пролитие народной крови. В этой войне голландцы потеряли вместе с людьми сусухунана пятнадцать тысяч человек, столько же потеряла народная армия. Сотни тысяч жизней унесла эпидемия холеры. Ява разорена, народ голодает и гибнет. Пангераны перешли на сторону голландцев, заключили с ними союз. Даже Сентот согласился надеть форму голландского офицера и отправился на Суматру воевать с Имамом Бонджолом. Пахлаван обязан договориться с новым генерал-губернатором о почетном мире. Конечно же, крестьяне с радостью умрут за Дипонегоро. Но разве к этому стремится пахлаван? Голландцы согласны созвать представительное совещание по вопросам мира. На этом совещании будут делегаты не только от голландского штаба, но и от штаба повстанческой армии.

Письмо старого друга Моджо вызвало горькую усмешку: он слишком честен, прям и храбр, чтобы подозревать голландцев в коварстве. Война есть война, и она подчиняется определенным законам и правилам, у нее есть своя этика. Поверженного не принято бить, обсуждение вопросов мира — дело гласное, и здесь не может быть обмана. Нельзя же предположить, что генерал-губернатор ван ден Босх, ставленник короля Вильгельма, генерал-лейтенант де Кок, командующий армией, потомственный дворянин, способны на низкий обман. Есть же честь мундира, международные правила, наконец законы самой Голландии…

Но Дипонегоро знает, чего стоит честь голландского мундира. Беланда слишком коварны, чтобы им можно было доверять.

А с другой стороны… В плену томятся сын Аном, Мангкубуми, мать, Ратнанингсих и дочь. Им неоткуда ждать помощи. В плену Сентот. Трудно поверить, что он перешел на службу к врагам… Наконец в руках голландцев старый Киай Моджо, десятки сподвижников. Они честно дрались, преданы народу. Кто облегчит их положение, вызволит из бездны?..

И Дипонегоро решился. Он отправился в Минорех. Этот свой шаг он проклинал потом до конца жизни. Полковник Клеренс был учтив сверх меры. Он с опаской поглядывал на крестьян, вооруженных крисами. Эта встреча произошла 16 января 1830 года в деревне Ремо Камал.

— Я не вижу командующего генерала де Кока! — сказал пахлаван.

— Он уполномочил меня вести предварительные переговоры.

— Я требую, чтобы немедленно были освобождены Мангкубуми, Киай Моджо, Сентот и Адипати Аном!

— Они захвачены на поле боя и являются военнопленными. Когда наши условия о мире будут приняты вами, мы всех освободим.

— А моя семья захвачена на поле боя? Мой попугай Буюнг тоже военнопленный? Клеренс смутился.

— Ваша семья находится в Магеланге. Как только генерал де Кок вернется из Батавии, она немедленно будет освобождена. Я не уполномочен решать подобные вопросы.

— Когда прибудет де Кок?

— Трудно сказать. Его вызвал новый генерал-губернатор, Возможно, он уже прибыл в Магеланг. Я устрою вам свидание с семьей. Вы можете без опасений отправиться со мной туда. Парламентерам по законам войны ничто не угрожает.

— Я приду в Магеланг несколько позже…

Пахлаван вернулся в армию. Его встретили всенародным ликованием. Он решил произвести смотр войскам. Одним из отрядов командовал заместитель пахлавана, оставшийся верным до конца, молодой принц Мертонегоро, который собирался в будущем стать зятем Дипонегоро, другим — Киай Бадаруддин. Остальную массу армии представляло народное ополчение, руководимое выдвиженцами из крестьянской среды. Телохранитель Насыр стоял во главе самого большого крестьянского отряда, насчитывавшего семьсот воинов. По своей удали, лихости Насыр чем-то напоминал Сентота…

— Мы отправляемся в Магеланг для переговоров о мире. Пора земледельцам вернуться к земле, — обратился Дипонегоро к крестьянам. — Мы будем требовать, чтобы Государство Свободы осталось Государством Свободы. Если голландцы не примут наши условия, пусть вновь взовьется Санг Мерах-Путих!.. Нас миллионы, и мы в конце концов, укрепившись, изгоним ненавистных чужеземцев со своей земли. Разве мы не в силах разбить тринадцатитысячную голландскую армию?! Я знаю: Ява будет свободной!

С небольшой свитой появился Дипонегоро в Магеланге. Население города восторженно приветствовало народного героя. Кони повстанцев шагали по ворохам цветов.

Генерала де Кока в Магеланге не оказалось. Полковник Клеренс предлагал сразу же начать переговоры.

Дипонегоро ответил, что прежде всего он хочет повидать семью.

— Я выяснил обстоятельства дела, — с улыбкой сказал Клеренс. — Вашу жену, мать и дочь солдаты захватили по недоразумению. Они отпущены, и вы можете посетить семью в любое время.

Дипонегоро встретился с семьей. Ратнанингсих рассказала, что их до последнего времени держали взаперти, под беспрестанным наблюдением дежурного офицера и солдат. Она передала записку от Сентота. Сентот писал: «Не верьте злым слухам. Что бы обо мне ни говорили, я навсегда останусь преданным Свободе и Мархаэну…»

Пахлаван облегченно вздохнул. Ему представилось по-мальчишески круглое лицо Сентота, его лукавые, черные, как сажа, глаза, снисходительно-ироническая улыбка, и он еще раз подумал, что такие, как Сентот, на измену не способны. Что замыслил ты, Сентот, юноша с чистым, как лилия, сердцем?

Голландцы настаивали, требовали приступить к переговорам, не дожидаясь командующего.