Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 — апрель 1901 Страница 43

II

Десятая глава книги Каутского посвящена вопросу о заморской конкуренции и об индустриализации сельского хозяйства. Г-н Булгаков крайне пренебрежительно отзывается об этой главе: «Ничего особенно нового или оригинального, более или менее известные основные факты» и пр., оставляя в тени основной вопрос о понимании аграрного кризиса, его сущности и значения. А между тем этот вопрос имеет громадную теоретическую важность.

Из того общего понимания земледельческой эволюции, которое дал Маркс и подробно развил Каутский, вытекает неизбежно и понимание аграрного кризиса. Суть аграрного кризиса Каутский видит в том, что сельское хозяйство Европы потеряло, вследствие конкуренции стран, производящих хлеб крайне дешево, возможность сваливать на массу потребителей те тяжести, которые частная собственность на землю и капиталистическое товарное производство возлагают на сельское хозяйство. Отныне сельское хозяйство Европы «само должно нести их (эти тяжести), и в этом состоит современный аграрный кризис» (S. 239, курсив Каутского). Главная из этих тяжестей – поземельная рента. В Европе она взвинчена предшествующим историческим развитием до громадных пределов (и дифференциальная и абсолютная рента) и закреплена в ценах на землю[105]. В колониях (Америке, Аргентине и пр.), поскольку они остаются колониями, мы видим, наоборот, свободные земли, занимаемые новыми поселенцами либо совсем даром, либо за ничтожную цену, и притом земли, девственное плодородие которых низводит издержки производства до minimum’a[106]. Вполне естественно, что до сих пор капиталистическое земледелие Европы сваливало на потребителей непомерно вздутую ренту (в виде высоких хлебных цен), теперь же тяжесть этой ренты падает на самих сельских хозяев и землевладельцев, разоряя их[107]. Таким образом, аграрный кризис нарушил и продолжает нарушать прежнее благополучие капиталистического землевладения и капиталистического сельского хозяйства. Капиталистическое землевладение до сих пор брало все большую и большую дань с общественного развития и закрепляло высоту этой дани в земельных ценах. Теперь ему приходится поступаться этой данью[108]. Капиталистическое сельское хозяйство брошено теперь в то же состояние неустойчивости, которое свойственно капиталистической промышленности, и вынуждено приспособляться к новым условиям рынка. Аграрный кризис, как и всякий кризис, разоряет массы хозяев, производит крупную ломку установившихся отношений собственности, местами ведет к техническому регрессу, к оживанию средневековых отношений и форм хозяйства, по в общем и целом он ускоряет общественную эволюцию, вытесняет патриархальный застой из его последних прибежищ, вынуждает дальнейшую специализацию земледелия (один из основных факторов сельскохозяйственного прогресса в капиталистическом обществе), дальнейшее применение машин и т. д. В общем и целом, – это показал Каутский в IV главе своей книги по данным о нескольких странах, – далее в Западной Европе мы не видим застоя земледелия в 1880–1890-ые годы, а видим технический прогресс. Мы говорим – даже в Западной Европе – потому, что в Америке, напр., этот прогресс еще яснее.

Одним словом, нет основания видеть в аграрном кризисе явление, задерживающее капитализм и капиталистическое развитие.

Рецензия. Гобсон. Эволюция современного капитализма. (Пер. с английского. СПБ. 1898. Изд. О. П. Поповой. Цена 1 р. 50 к.)

Книга Гобсона представляет из себя собственно не изучение эволюции современного капитализма, а очерки новейшего промышленного развития на основании, главным образом, английских данных. Поэтому заглавие книги несколько широко: автор вовсе не касается земледелия, да и промышленную экономию рассматривает далеко не в полном ее объеме. По своему направлению Гобсон принадлежит, вместе с известными писателями, супругами Вебб, к представителям одного из передовых течений английской общественной мысли. К «современному капитализму» он относится критически, вполне признавая необходимость замены его высшей формой общественного хозяйства и относясь к вопросу об этой замене с типично английской реформаторской практичностью. К убеждению в необходимости реформы он приходит более путем эмпирическим, под влиянием новейшей истории английского фабричного законодательства, английского рабочего движения, деятельности английских муниципалитетов и пр. Стройных и цельных теоретических воззрений, которые бы служили базисом для его реформаторской программы и освещали частные вопросы реформы, у Гобсона нет. Поэтому наиболее силен Гобсон в тех случаях, когда дело идет о группировке и описании новейших статистических и экономических данных. Наоборот, когда дело касается общетеоретических вопросов политической экономии, Гобсон оказывается очень слабым. Для русского читателя даже странно видеть, как писатель с такими обширными познаниями и практическими стремлениями, заслуживающими полного сочувствия, беспомощно возится с вопросом о том, что такое «капитал», какова роль «сбережения» и т. п. Эта слабая сторона Гобсона вполне объясняется тем, что для него Дж. – Ст. Милль больший авторитет в политической экономии, чем Маркс, которого Гобсон хотя раз или два и цитирует, но, очевидно, совершенно не понимает или не знает. Нельзя не пожалеть о массе непроизводительного труда, который затрачивается Гобсоном на то, чтобы разобраться в противоречиях буржуазной и профессорской политической экономии. В лучшем случае Гобсон приближается к тем решениям, которые уже давно даны Марксом; в худшем случае он перенимает ошибочные воззрения, находящиеся в резком противоречии с его отношением к «современному капитализму». Самая неудачная глава книги – седьмая: «Машины и промышленный застой». Гобсон пытается здесь разобраться в теоретических вопросах о кризисах, об общественном капитале и доходе в капиталистическом обществе, о капиталистическом накоплении. Верные мысли о несоответствии производства и потребления в капиталистическом обществе, об анархическом характере капиталистического хозяйства тонут в груде схоластических рассуждений о «сбережении» (Гобсон смешивает накопление со «сбережением»), среди всяческих робинзонад («положим, что человек, работая примитивными орудиями, изобретает новый инструмент… сберегает свою пищу» и пр.) и т. п. Гобсон очень любит диаграммы – ив большинстве случаев очень умело пользуется ими, наглядно иллюстрируя свое изложение. Но то представление о «механизме производства», которое выразил Гобсон в рисунке на стр. 207 (гл. VII), способно вызвать лишь улыбку в читателе, сколько-нибудь знакомом с действительным «механизмом» капиталистического «производства». Гобсон смешивает здесь производство с общественным строем производства, обнаруживает крайне смутное понятие о том, что такое капитал, каковы его составные части, каковы те классы, на которые необходимо делится капиталистическое общество. В главе VIII Гобсон дает интересные данные о составе населения по занятиям и об изменении этого состава во времени, но в его теоретических рассуждениях о «машинах и спросе на труд» крупный пробел тот, что он игнорирует теорию «капиталистического перенаселения» или резервной армии. К более удачным главам книги Гобсона принадлежат те, в которых он рассматривает положение женщин в современной индустрии и современные города. Приведя статистические данные о росте женского труда и описав крайне дурные условия этого труда, Гобсон справедливо указывает, что надежда на улучшение этих условий заключается лишь в вытеснении работы на дому фабричной работой, ведущей к «более тесным социальным отношениям» и к «организации». Точно так же и по вопросу о значении городов Гобсон приближается к общим воззрениям Маркса, признавая, что противоположность между городом и деревней противоречит строю коллективистического общества. Выводы Гобсона много выиграли бы в убедительности, если бы он не игнорировал и по этому вопросу учения Маркса. Тогда Гобсон, вероятно, яснее подчеркнул бы исторически прогрессивную роль крупных городов и необходимость соединения земледелия и промышленности при коллективистической организации хозяйства. Последняя глава книги Гобсона: «Цивилизация и промышленное развитие» едва ли не самая лучшая; автор доказывает здесь целым рядом удачных доводов необходимость реформы современного промышленного строя в духе усиления «общественного контроля» и «социализации индустрии». При оценке несколько оптимистических взглядов Гобсона на способ осуществления этих «реформ» необходимо принять во внимание особенности английской истории и английской жизни: высокое развитие демократии, отсутствие милитаризма, громадную силу организованных тред-юнионов, растущее помещение английского капитала вне Англии, ослабляющее антагонизм между английскими предпринимателями и рабочими, и пр.