Александр Дюма - Путешествие в Египет Страница 45

Увы, не понимая, что мы переживаем, певец восхвалял палача перед его жертвами и поэтому не мог претендовать на бурный успех. Панегирик верблюду в подобных обстоятельствах был способен лишь вывести пас из себя и тем самым сделать нас к нему несправедливыми. Ничто так не побуждает отрицать достоинства какого-либо существа, как страдания, причиняемые его недостатками. С тем же успехом можно было воспевать солнце, припекавшее нам головы, легкость пыли, в которой мы увязали, однообразие раскаленного пейзажа, обступившего нас. Ведь мы углубились в одно из вади 7, пользующееся на полуострове самой печальной известностью, из-за зыбучих песков его называют Заколдованной долиной: их вечное движение, подчиненное прихотям ветра, вводит путников в заблуждение, и они сбиваются с дороги.

Пас окружали холмы, ветер срывал с верхушек песок, засыпая им нас так, что мы ничего не видели дальше ста шагов перед собой и задыхались в этом песчаном вихре, как в горниле печи. Наконец, когда пришло время первого привала и мы уже грезили о короткой передышке, не стихавший с утра колючий ветер через пять минут снес палатку, поставленную арабами; вторая попытка тоже не увенчалась успехом; колья не держались в беспрестанно движущемся песке, а если бы они даже и устояли, то лопнули бы веревки, на которых крепилась палатка; самым разумным было последовать примеру арабов и спрятаться в тени верблюдов. Я улегся возле своего, когда Абдулла, обращавшийся ко мне по всем кулинарным вопросам, явился сообщить, что не может развести огонь. Впрочем, новость оказалась не столь печальна, как предполагал бедолага; мы не только не хотели есть, но вообще испытывали отвращение к пище; верх наших желаний в эту минуту - стакан чистой пресной воды; увы, та, которой мы запаслись у колодцев Моисея, была слегка солоноватой; этот недостаток, а также неприятный запах от кожаных фляг и невыносимая жара, нагревшая воду за время пути, делали ее совершенно непригодной для питья. Как нам ни хотелось утолить жажду, но,: увы, мы не смогли сделать ни глотка.

Т

ем временем солнце поднялось и теперь находилось как раз у нас над головами, так что верблюды ' больше не отбрасывали тени; я отошел на несколько I шагов от своего дромадера, спасаясь от исходившего от пего резкого запаха, который из-за жары стал еще острее, и улегся на песок, с головой укрывшись накидкой Бешары. Через десять минут я почувствовал, что бок, обращенный к солнцу, раскалился, и повернулся па 5 другой в надежде, что, когда сварюсь окончательно, перестану испытывать муки: за два часа привала я ни на минуту не сомкнул глаз, а только ворочался с боку на бок под своей накидкой. Я не знал, что происходит с моими спутниками, ибо они оказались вне поля моего зрения, а спрашивать, как их дела, было слишком утомительно. Сам я, под своим плащом, чувствовал себя, как черепаха, заживо сваренная в панцире.

В конце концов наши страдания приняли иную форму: Мухаммед приказал собираться в путь, я поднялся. Песок, служивший мне ложем, был таким мокрым, словно туда вылили кувшин воды.

Мы вновь вскарабкались на верблюдов, подобно покорным, безвольным осужденным, совершенно не интересующимся, в какую сторону идти, твердо зная: нужно двигаться только вперед. Я задал лишь один вопрос, будет ли у нас вечером свежая вода; Арабалла, стоявший ближе всех ко мне, успокоил: мы устроим ночлег возле источника; больше меня ничего не интересовало.

Однако из-за бессонницы, мучившей меня прошлой ночью, недостатка пищи, состояния какой-то размягченности, в котором мы пребывали, начиная с Мукаттама, меня неудержимо клонило ко сну. Я пытался бороться, вспоминал об опасности падения с высоты пятнадцати футов, пусть даже на песок, в чем, правда, не видел ничего притягательного, но скоро мысль об этой опасности стала чисто инстинктивной. Меня преследовали галлюцинации: хотя глаза у меня были закрыты, я видел солнце, песок и даже воздух. Правда, они изменили свой цвет и приняли совершенно необычную окраску. Потом мне показалось, что я нахожусь на корабле, качающемся на волнах. Внезапно я вообразил, что проснулся, упав со своего дромадера, а тот продолжает двигаться; я хочу крикнуть, позвать спутников, но у меня нет голоса; я вижу, как они удаляются от меня, стараюсь подняться и броситься вдогонку, но не могу устоять на ногах из-за песчаных волн, которые обрушиваются на меня, как потоки воды, грозя гибелью. Тогда я пытаюсь плыть, но не помню, как это делать, чтобы удержаться на воде.

Среди этого вихря безумных видений изредка, как молнии, проносились воспоминания детства, не посещавшие меня уже добрых два десятка лет. Я слышал ласковое журчание ручейка, протекавшего по отцовскому саду; мне чудилось, я лежу в тени каштана, посаженного отцом в день моего рождения. И тут я изведал два совершенно противоположных ощущения, которые, как мне казалось прежде, нельзя испытывать одновременно: одно мнимое, что поблизости вода и тень, другое подлинное - ощущение усталости и жажды. Чувства мои смешались; я больше не знал, где сон, а где явь. Разбудила меня острая боль в груди и в пояснице, это удары седельных лук известили меня о том, что я и в самом деле начал терять равновесие. Испугавшись, я открыл глаза: сад, ручей, тенистый каштан исчезли, как призраки; остались лишь солнце, ветер, песок и, разумеется, пустыня.

Так прошло много часов, я уже потерял счет времени, но вдруг почувствовал, что движение прекратилось, и, на мгновение очнувшись ото сна, увидел весь караван, сгрудившийся вокруг Талеба; только мы трое находились там, где соизволили остановиться наши верблюды. Я взглянул на Мейера п Тейлора, они, как и я, сидели, съежившись, в седле, совершенно раздавленные жарой. Я сделал знак Мухаммеду подойти, потому что у меня не было сил самому идти к нему, и спросил, почему арабы остановились и так нерешительно озираются по сторонам. Долина вполне оправдывала свое название - заколдованная: ветер и песчаный горизонт, непрерывно меняющий свои очертания, мешали ориентироваться, и потому наш Палинур8, усомнившись в себе, призвал на помощь товарищей; наконец все единодушно решили, в каком направлении нужно двигаться; мы немного отклонились вправо, и верблюды перешли на великолепный галоп. Реальная опасность - сбиться с пути и остаться без воды - послужила прекрасным противодействием фантастическим видениям, преследовавшим меня с начала пути; может быть, этому чудесному исцелению способствовало и то обстоятельство, что жара спала. Правда, это явилось поводом для нового беспокойства: солнце клонилось к закату, а с наступлением ночи еще труднее будет отыскать дорогу. Конечно, есть звезды, но если ветер не утихнет, то мы не сможем разглядеть их сквозь завесу песка над нашими головами.