Одри Салкелд - Лени Рифеншталь Страница 45

О каком воскрешении морали можно было говорить при таком оттоке живой крови народной культуры? А чем она могла помочь? Разве что — как она сама рассказывает — замолвить об этом слово, когда несколько недель спустя ее пригласили в рейхсканцелярию на чаепитие с Гитлером. Фюрер властно оборвал ее словесный поток — сказал как отрезал, что не намерен обсуждать с нею еврейский вопрос, ни теперь, ни после. Надо ли говорить, что больше она и не заикалась об этом. Но смягчившись на сей раз, фюрер начал обрисовывать, с какою целью он пригласил ее в рейхсканцелярию. У него было для нее потрясающее предложение! Блестящая идея: ей следует ассистировать доктору Геббельсу в надзоре за киноиндустрией! «Он не имеет опыта в области кинематографии, и я тут же подумал о тебе. Ты могла бы взять на себя художественный аспект».

Рифеншталь была ошарашена. Нет, конечно же, она и «доктор Геббельс» никогда не смогут работать вместе… Но она не решилась сказать об этом фюреру. Равно как не могла объяснить почему. И уж тем более не могла заявить о своей абсолютной оппозиции самой концепции «творческого контроля», который означал, помимо прочего, травлю художников-евреев и коммунистов. Наконец она смогла сформулировать свои извинения: «Право, мой фюрер, простите меня, но у меня нет способностей для такой задачи… Не думаю, чтобы я могла добиться успеха там, к чему не чувствую склонности».

Она ожидала, что ее собеседник разозлится или, во всяком случае, будет убеждать ее изменить свою точку зрения. Но он казался спокойным и предложил взамен, чтобы она снимала для него фильмы. Ну, хотя бы про Хорста Весселя или еще что-нибудь такое, что послужило бы иллюстрацией к движению. Вессель, отвратительный парень-коричневорубашечник, предположительно убитый за идею (хотя, возможно, на самом деле здесь имело место обыкновенное сведение счетов) и немедленно поднятый на щит в качестве героя-мученика в пример другим юнцам из гитлерюгенда. Нет… Снимать такой фильм ненамного лучше, чем работать в одной упряжке с этим демоническим министром пропаганды…

«Не могу… Не могу…» По ее словам, она вяло протестовала, чтобы быть немедленно изгнанной. И было ясно, что Гитлер крайне раздосадован отсутствием у его собеседницы энтузиазма.

Рифеншталь не называет чисел, в которые произошли ее первые встречи с Гитлером и Геббельсом после того, как они пришли к власти. Судя по ее заявлениям, что она ничего не знала о сожжении книг в мае и что ее не было в Берлине целых шесть месяцев, создается впечатление, что эти встречи не могли состояться, во всяком случае, раньше июня. Однако с этим спорят геббельсовские материалы из восточногерманских и российских архивов, доступ к которым открылся с недавнего времени. Институт современной истории в Мюнхене печатает с 1987 года избранные фрагменты из дневников Геббельса, в которых он вспоминает о нескольких встречах с «умницей» Лени Рифеншталь в то самое время, когда она, как утверждает, была «зарыта в снега» Швейцарских Альп; при этом, судя по вышеназванным дневникам, творческий разрыв между ними случился гораздо позже, чем она об этом заявляла. Всего через неделю после сожжения книг, в записи от 17 мая, Геббельс упоминает о том, как он встречался с Рифеншталь, чтобы послушать о ее планах съемок фильмов. «Я предложил ей сделать фильм о Гитлере, — добавляет он, — и она проявила большой интерес к этой идее». В этот вечер Рифеншталь сопровождала Геббельса и его супругу Магду в походе в берлинский театр. В записи от 12 июня министр пропаганды записывает: «Она одна из всех звезд понимает нас».

9

В ВОДОВОРОТЕ СОБЫТИЙ

При всем том всеподавлящем чувстве безысходности, последовавшем за поражением Германии в Первой мировой войне, и горьком сожалении по поводу заоблачных сумм репараций, затребованных союзниками, непостижимо, чтобы Гитлер мог прийти к власти, не будь у него симбиотической привязанности к Йозефу Геббельсу. Из Гитлера и его темных путаных фантазий Геббельс сотворил миф о дальновидном, всеведущем спасителе, в который поверил не только германский фольк, но и сам Гитлер, и даже творец этого мифа Геббельс. Не будь у него столь четко определенной цели, Геббельс, видимо, не поднялся бы выше успешной карьеры в журналистике или политической риторике. Но так угодно было судьбе, чтобы «эти два в высшей степени шизофренических индивидуала», как их определили историки, «захватили безграничную власть над нацией, которая, под давлением катастрофических событий, сама сделалась шизофренической».

Геббельс получил степень доктора философии и, как и Гитлер, был обременен целым букетом комплексов и обид. Уроженец Рейдта, что на Рейне, он был любимым младшим сыном в честной, благонамеренной мелкобуржуазной семье, хотя детство его было омрачено из-за уродливой ноги — он на всю жизнь остался хромым и тщедушным с виду. Более того, в нем занозой сидело чувство, что он — аутсайдер. Досада из-за невозможности принимать участие в нормальных шумных мальчишеский забавах переросла в нем в цинизм и презрение к человеку вообще. Будучи физически хилым и всего-то пяти футов росту, он при всем том обладал хорошим голосом, большими выразительными глазами и значительным личным магнетизмом. По всем свидетельствам, ему было ведомо, когда пустить в ход обаяние, что делало его привлекательным в глазах женщин. Он был в высшей степени смышленым — и легко внушаемым.

В Мюнхенском университете он был закадычным другом марксиста-нигилиста Рихарда Флисгеса, а переключившись на идеалы национал-социализма, тесно сотрудничал с баварскими социал-радикалами Штрассера, противостоявшими центральной партийной организации, пока в 1926 году не заключил свой финальный и фатальный альянс с Гитлером. Их мечтания дополняли друг друга. Геббельс благоговел перед фюрером, которого в значительной мере сам же и сотворил, но при этом, несмотря на нацистскую доктрину и собственную пропаганду, он никогда не отвергал напрочь поклонения учению и личности Христа.

Едва Гитлер пришел к власти в конце января 1933 года, он незамедлительно приступил к воплощению в жизнь политики, называемой словом «Гляйхшальтунг» — унификации всякого и каждого аспекта жизни в германском рейхе в угоду нацистской перспективе. Состоявшееся 13 марта того же года назначение доктора Геббельса на пост рейхсминистра народного просвещения и пропаганды явилось первым шагом в гарантировании того, что отныне на усвоение публике будет поставляться только такой материал, который партия признает «безопасным». Это дало Геббельсу эффективную юрисдикцию над всеми формами публичного выражения: всеми службами новостей, радио, прессой, кино и театром, литературой, музыкой, легкими развлекательными жанрами (вплоть до кабаре и цирка), изобразительными искусствами, равно как и выставками, рекламой и спортивными связями с зарубежными странами — словом, решительно надо всем, посредством чего могла распространяться идеология нацизма. Надо сказать, что Гитлер никогда не удержал бы в своих руках такую необъятную власть, если бы не распределял ее среди своих самых верных соратников. Границы между геббельсовской империей и имперской рейховской прессой, где заправилами были Амман и Дитрих и идеолог Альфред Розенберг, не поддаются четкому определению.