Джим Уайт - Джеймс Хэрриот. Биография Страница 46

В первые годы брака Альф вел довольно спокойную жизнь, но с таким партнером, как Дональд Синклер, скучать не приходилось. Однажды вечером они зашли в «Золотое руно». В этом пабе все располагало к приятному отдыху после тяжелого дня: хорошее пиво, легкая беседа и потрескивание огня в камине, — в такие минуты мир казался лучше. (В книгах Хэрриота этот паб называется «Гуртовщики».)

В тот вечер рядом с ними сидел человек по имени Скотт Инглз. Он работал в Военном сельскохозяйственном комитете. Комитет учредили во время войны, он давал советы фермерам по наиболее эффективному производству продуктов для страны. Скотт Инглз был приятным человеком с хорошими манерами, потом он стал профессором животноводства в Ветеринарном колледже Глазго, — я учился у него в начале 1960-х. Помню, однажды на лекции он сказал:

— Семью девять. Так, посмотрим, это будет примерно шестьдесят три.

Временами Скотт бывал рассеянным, при этом он был очаровательнейшим и безобидным человеком.

В тот раз он принес с собой круглый стальной шлем, который необычайно заинтересовал Дональда.

— Что это такое, Скотт? — отрывисто спросил он.

— Мой защитный шлем, — ответил тот.

— Для чего он? — продолжал Дональд.

— Скажем, иду я мимо разрушенного здания, и сверху падает кирпич. Шлем защитит меня от удара.

— И что, в самом деле защитит?

— О да. Он очень прочный.

— Насколько прочный?

— Так, дай подумать. Если ты ударишь меня по голове вон той кочергой, что стоит у камина, мне ничего не будет, — шлем меня защитит.

— Можно попробовать?

— Конечно, Дональд. Можешь ударить меня кочергой по голове и увидишь, что он действует безотказно, — с уверенностью заявил Скотт и водрузил шлем на голову.

Дональд подошел к камину, схватил кочергу и пару раз взмахнул ею, со свистом рассекая воздух. Внезапно Альфу стало не по себе. Он знал, что его старший партнер часто ведет себя странно, но не был готов к его следующему шагу. Неожиданно Дональд высоко поднял массивную кочергу и, вложив в удар всю свою силу, опустил ее на голову Скотта Инглза. Раздался страшный треск. В шлеме появилась огромная вмятина, и бедняга молча сполз на пол.

Альф в ужасе уставился на неподвижную фигуру. «Господи! — подумал он. — Дональд его убил!»

Через несколько мучительных минут Скотт осторожно поднялся на ноги, но потребовался не один восстановительный глоток, чтобы полностью привести его в чувства. Его шлем только что прошел суровое испытание.

Помню, много лет спустя в Глазго профессор Инглз поинтересовался, как поживают его тирские знакомые.

— Как ваш отец? — спросил он.

— Очень хорошо, спасибо, — ответил я.

— Рад это слышать! Пожалуйста, передайте ему привет от меня. — После небольшой паузы он задал следующий вопрос: — А мистер Синклер?

— У него тоже все хорошо.

Скотт Инглз снова немного помолчал.

— Интересный человек, — наконец произнес он, задумчиво глядя перед собой.

Не только Альф находил Дональда Синклера забавным. Многие другие, в том числе фермеры, не могли сдержать улыбку при упоминании его имени, и разговор неизменно заканчивался на юмористической ноге.

Много лет спустя отец очень веселился, когда я рассказывал ему о визите в деревню Инглби Кросс на ферму сэра Хью Белла. Сэр Хью Белл, открытый и очень приятный человек, появляется в книге Хэрриота «Жаль, ветеринары не летают» в образе лорда Халтона. Меня вызвали к свиньям, и сэр Хью, друживший с Дональдом, спросил, как у него дела.

— Как поживает Дональд? — лукаво ухмыльнулся он.

— Очень хорошо, сэр Хью, — ответил я.

— Рад это слышать, — продолжал он. Его живое подвижное лицо расплылось в широкой улыбке, в проницательных глазах заплясали веселые искорки. — Занятный человек, — хмыкнул он, — только слегка сумасшедший!

У Альфа был замечательный партнер, ему приходилось много трудиться, но он никогда не забывал, как ему повезло, что у него есть работа. Некоторые его друзья из Ветеринарного колледжа оказались менее удачливыми. В июле 1942 года он писал родителям:

Я слышал невероятные вещи о некоторых знакомых ребятах. Помните Макинтайра с моего курса? Так вот, он все еще там, бедолага, в сотый раз пересдает хирургию. А Энди Флинн никак не сдаст патологию. С ума сойти! Обри не выдержал в Корнуолле — называл своего хозяина «жалкий старый ублюдок» — и теперь работает в Сассексе. У одного только Эдди Стрейтона дела, похоже, идут хорошо. Джимми Стил говорит, Эдди работает с шести утра до девяти вечера каждый день и дойдет до нервного срыва, если не будет заботиться о себе. Зарплаты, говорят, тоже ужасные, и хотя я иногда ворчу и жалуюсь на свою судьбу, мое положение гораздо лучше во всех отношениях. В нашей профессии слишком много «рабов» и «надсмотрщиков». Джимми большую часть работы выполняет на велосипеде.

Я хохотал до слез над его рассказом о последнем месте работы у некоего Бенджамина П. Бойла в Стаффордшире. В его обязанности входило подстригать газоны и изгороди, рубить дрова, собирать уголь, но когда ему велели прочистить камин, он гордо развернулся и ушел!

На самом деле Джимми Стил получал баснословные деньги — 100 фунтов в год. Хотя положение с рабочими местами в ветеринарной области постепенно улучшалось, недавние выпускники колледжей по-прежнему работали в примитивных условиях. Альф, считая, что ему повезло, твердо решил максимально использовать свои возможности в Тирске. Вскоре он понял, что больше всего его привлекает лечение сельскохозяйственных животных, особенно коров. В одном из писем родителям он рассказывает о своих чувствах:

Интересно, как человек создает себе репутацию в разных отраслях. Сейчас Дональд считается специалистом по лошадям, а я коровий доктор. К тому же в Тирске я занимаю прочное положение врача, специализирующегося на мелких животных. Все дамы вызывают к своим кошкам и собакам мистера Уайта. Дональд не очень хочет с ними возиться, а моя практика в Сандерленде оказалась весьма полезной, — но в душе я коровий лекарь. Поначалу мне казалось, что я никогда не смогу полюбить этих на первый взгляд скучных и меланхоличных животных, но сейчас они вызывают у меня большой интерес и симпатию.

Я мечтаю в будущем завести собственную практику в каком-нибудь милом городке — больше Тирска, — который обеспечивал бы мне достаточно работы с мелкими животными. А за городом пусть будет крупный молочный район, и много-много коров. Конечно, это неисполнимая мечта: мне ни за что не накопить денег на практику.

Письмо иллюстрирует честолюбивые замыслы Альфа, и со временем он воплотит их в жизнь. Работа всегда оставалась его самой большой любовью, и даже в годы всемирной славы он не уставал утверждать, что он «на девяносто девять процентов ветеринар и на один процент — писатель». Наверное, трудно поверить в эти слова, но он, бесспорно, принадлежал к числу тех счастливчиков, которым работа приносит радость.