Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны Страница 46

Намеченная Резухиным и Островским дорога в Монголию пролегала вдоль левого берега Селенги. В продолжение всего дня мы жадно всматривались в девееровский берег, в поисках каких-либо признаков присутствия на той стороне барона, и настораживали слух, чтобы поймать звуки пушечной стрельбы. Было уже около 19 часов, когда бригада прошла через Цаган — Усунекую. В станице сделали остановку на 30–40 минут, чтобы дать возможность напиться чаю и немного остыть лошадям перед тем, как подниматься на пограничный хребет. Когда части генерала Резухина вытянулись уже из станицы и поползли по довольно крутому подъему, отчетливо обрисовались две колонны пехоты и какая-то конная часть, старательно пылившая в 5–6 верстах к западу от Цаган-Усунской. Подходил 235–й советский полк, к нашему счастью, опоздавший часа на два.

Ура! Дорога в Монголию свободна! Бригада так ловко выскочила из капкана, что волна животной радости, заливавшая сердце, вытеснила все заботы, тревоги и волнения последних дней. На смену им появилось ощущение приятного спокойствия за ближайшую ночь и, по крайней мере, следующий день. На хребте в 15–20 верстах от Цаган-Усунской сделана была остановка для кормежки усталых лошадей. Наши добрые “монголки” честно заслужили свой ужин, потому что без завтрака и обеда они шагали в течение 13–14 последних часов. Едва-едва слышно шелестели деревья, и из серебряных прогалин, на которых паслись кони, тянуло нежным запахом цветов.

Следующая остановка была сделана днем 19 июня под хребтом, на дороге к перевалу Дзун-Харьястай. Вечером перешли через хребет и разбили лагерь на южном склоне этого перевала. Утро 10 июня не предвещало никаких событий, и командир бригады объявил дневку. В обеденное время разнесли по сотням приказ, предупреждающий о пробе новых пулеметов. И тотчас же, словно на смех, сзади на хребте послышались выстрелы, перешедшие в залпы, к которым вскоре присоединились пулеметы. Сотни потянулись назад на перевал, где загорелся бой с наступающим 235–м полком, который шел за ними следом из Цаган-Усунской.

Интересно отметить, что первыми же выстрелами монголы убили командира полка Преображенского и полкового адъютанта, ехавших впереди полковой колонны. Это не было простой случайностью, потому что стрелки вели правильную охоту за красными командирами и неплохо на этом деле зарабатывали. Барон платил по 25 рублей серебром за голову. Собственные наблюдения за этой “охотой” мы проверяли путем опроса пленных и от них имели подтверждающие сведения о больших потерях в командном составе их частей. В частности, тот же самый 235–й полк на следующий день потерял и второго своего командира, что отнюдь не удивительно, так как некоторые из монголов бьют без промаха по бегущей косуле на 1200–1500 шагов. Объяснение такого явления кроется в исключительной остроте зрения и отсутствии у этих первобытных людей того, что у нас зовется нервами.

Бой на перевале Дзун-Харьястай продолжался до наступления темноты. С нашей стороны введено было полтора полка — 2–й полк и монгольский дивизион 3–го полка подъесаула Бородина. В начале боя красные потеснили Бородина и заняли некоторые возвышенные точки на хребте. Но контратакой 4–й русской сотни 2–го полка они были сбиты и отброшены за перевал. Пользуясь большим превосходством в силах, красноармейцы растянули фронт (что было крайне невыгодно для нас) и в продолжении дня медленно, но планомерно зажимали нас в клещи, продвигаясь вверх справа к перевалу. Вечером обстановка была такова: мы занимали самый перевал и две незначительные вершинки с той и другой сторон от него, красные же окопались по склонам с трех сторон. Нетрудно было догадаться, что они поджидают подхода остальных двух полков своей бригады и хронически запаздывавшей артиллерии.

Когда стемнело, наши части были сняты с позиции с соблюдением всяческих предосторожностей, и отошли в урочище Будун (18–20 верст от перевала), к перевозу через р. Селенгу.

Памятный отход… Налетела гроза, гроза в горах… Молнии чертили небо по всем направлениям. Грохот громовых ударов с безумной энергией волнами перекатывался по вершинам. А с беспрестанно разрывавшегося неба и с крутых склонов узкой пади обрушивались яростные лавины воды. В такт каждого взрыва грома всадники — монголы, словно былинки, пригибались к лукам своих седел. И до тех пор, пока гроза не утихла, то возвышая голоса до степени дикого воя, то понижая до чуть слышного бормотания, тянули они свои молитвы, а может быть, творили заклинания. В этом своеобразном хоре слышался ужас и стоны, и, порой, мольба номада, беззащитного перед столь устрашающими явлениями природы. Но почему так гневались старые боги? Да, вероятно, потому, что пришельцы учинили грубую бойню на священном перевале, у самого омбона, где столько поколений людей творило благочестивую молитву.

Гроза уходила на северо-восток. Дождь перестал. И только постепенно угасавшие зарницы напоминали о недавнем драматическом эпизоде в атмосфере, разыгранном с такой поражающей воображение экспрессией.

В седьмом часу 11 июня из оставленной нами ночью пади Дзун-Харьястай показались группы, а затем колонны пеших красноармейцев. В 8 часов цепи их были уже в 2000 шагов от наших постов. Позиция унгерновцев страдала крупными погрешностями. Правый ее фланг упирался в реку под углом в 50 градусов, а левый сливался со степью. Генерал Резухин до последней возможности не вызывал на позицию свою отдыхающую бригаду. По тревоге оба полка вынеслись вперед и заняли заранее намеченные места. Стрелковые цепи наших спешенных полков залегали на двух соединенных между собой сопках, полого спускающихся в сторону противника. Левый же совершенно открытый со стороны степи фланг и свой тыл генерал оборонял лишь двух — орудийной конно-горной батареей поручика Балка, укрыв ее за маленькую круглую сопочку, которая находилась в одной — полутора верстах левее фланга основных позиций. Главнейшие опасности таились в том, что, в случае обхода противником левого фланга, некуда было отступать и, во избежание худших зол, пришлось бы броситься в Селенгу. Перспектива эта была не из приятных, так как река в том пункте имела до 150 саженей ширины, при скорости течения 12–15 верст в час.

Красные повели наступление силами в 4–5 батальонов (почти два полка). Третий же полк красноармейской бригады (или же недостающие батальоны от тех двух полков) отправился в обход, но по счастью запоздал. Он вышел на сцену лишь в сумерках, когда схватка была определенно решена в нашу пользу. Ввиду того, что генерал Резухин вызвал на позицию оба полка, в резерве осталась только одна лишь 5–я оренбургско-забайкальская сотня 2–го полка и два горных орудия поручика Виноградова. Вскоре после начала боя из соседней пади, которая выходила в долину Селенги верстах в двух — трех к западу от пади Дзун-Харьястай, выскочил трех — эскадронный отряд конницы противника. Он быстро пошел по направлению к батарее Балка, с намерением прорваться в наш тыл.