Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны Страница 47

Красные повели наступление силами в 4–5 батальонов (почти два полка). Третий же полк красноармейской бригады (или же недостающие батальоны от тех двух полков) отправился в обход, но по счастью запоздал. Он вышел на сцену лишь в сумерках, когда схватка была определенно решена в нашу пользу. Ввиду того, что генерал Резухин вызвал на позицию оба полка, в резерве осталась только одна лишь 5–я оренбургско-забайкальская сотня 2–го полка и два горных орудия поручика Виноградова. Вскоре после начала боя из соседней пади, которая выходила в долину Селенги верстах в двух — трех к западу от пади Дзун-Харьястай, выскочил трех — эскадронный отряд конницы противника. Он быстро пошел по направлению к батарее Балка, с намерением прорваться в наш тыл.

Эти эскадроны были встречены артиллерийским огнем и поспешно ретировались в ту же падь, из которой они имели неосторожность появится. Вся эта конная группа или, по крайней мере, два эскадрона перешли через горы обратно в падь Дзун-Харястай и после 13 часов оказались против нашего левого фланга.

К тому времени на этом фланге создалась угроза удара во фланг и тыл нашего 2–го полка, потому что красноармейцы начали накапливаться на своем правом фланге. Для парирования задуманной красными операции, командир 5–й сотни, сотник Слюс, удлинил фронт налево двумя своими спешенными взводами. Около 14 часов красный конный дивизион разделился на две части. Одна осталась на месте, на линии своего правого фланга, за бугром, а вторая часть в составе одного эскадрона начала заходить по дуге в охват левого фланга полусотни Слюса. Последний предпринял попытку воспрепятствовать этому маневру огнем своего спешно выброшенного вперед третьего взвода, но красные и под обстрелом продолжали свое захождение по дуге до тех пор, пока не добрались до небольшого холмика, с которого они и открыли огонь по 5–й сотне на короткой дистанции.

Подполковник Островский, принявший команду от вновь раненого генерала Резухина, послал Слюсу одну пушку поручика Виноградова и 4–й взвод его сотни. Виноградов обстрелял тот эскадрон, который оставался на месте, против правого фланга красных, после чего эта конная честь поскакала на присоединение к своему ранее ушедшему в обход эскадрону. Здесь, на фланге, красные спешились и вступили в перестрелку с сотней Слюса. Следовало с минуты на минуту ожидать конной атаки красных. Поэтому, когда они прекратили огонь, Слюс приказал подать лошадей его сотни и немедленно следовать за ним. Сам же сотник с семью офицерами и всадниками бросился вперед и с того пригорка, с которого недавно еще стреляли красные, увидел, что оба эскадрона садятся на лошадей в 200 шагах от него. Не задерживаясь ни на секунду, восемь всадников с шашками наголо дважды пролетели через дивизион противника вперед и назад, чем внесли полное расстройство в ряды оторопевших от неожиданности врагов.

Красноармейские кавалеристы так и не успели оправиться от полученного шока, потому что на них неслась уже вся 5–я сотня. Они ускакали в падь Дзун-Харьястай. Подполковник Островский поддержал порыв Слюса 6–й сотней 3–го полка (единственная сотня из всей дивизии, которая имела пики).

С двумя сотнями и одним орудием сотник Слюс ударил во фланг пехоты, с угрозой их тылу; и красноармейцы вместо того, чтобы охватить наш фланг, сами оказались обойденными. Они были вынуждены загнуть свой правый фланг. С целью побудить противника к отступлению по всему фронту, Островский трижды бросал в конную атаку дивизион сотника Очирова против центра и левого фланга красных, но последние искусно отразили эти атаки огнем своих пулеметов. Подполковник Островский не дал противнику возможности оправиться от этих атак, а также и не допустил ликвидировать угрозу Слюса в отношении правого фланга. Он перешел в общее наступление в пешем строю девятью сотнями. Завязался жаркий бой, в котором обе стороны крепко дрались за каждую складку местности. В конце концов, красноармейцы не выдержали напора и медленно покатились назад. Они отходили в полном порядке и, цепляясь за каждый пригорочек, успешно оборонялись с помощью пулеметов, которые тащили на плечах.

К концу дня у горловины Дзун-Харьястай атака захлебнулась. Островский вынужден был бросить вперед свой последний резерв — сотню, составленную из тех бывших красноармейцев, которых мы взяли в плен в разных боях несколько дней тому назад. Из вполне понятных опасений он до последней возможности держал эту сотню подле себя, под своим непосредственным надзором. Но сомнения были напрасны. Новые унгерновцы дрались, как львы (по выражению подполковника Островского). Никто из них не перешел обратно к красным. В то же самое время сильно вырвавшийся вперед дивизион Слюса открыл ружейный и артиллерийский огонь в тыл противника, а два взвода пушкаревской сотни поднялись до полугоры в горловине пади Дзун-Харьястай. Красные были сломлены и наконец-то побежали врассыпную, побросав пулеметы и обоз.

Бой в урочище Будун тянулся до вечера. В сумерках, когда остатки разбитых полков скрылись в глубине пади, из той же смежной пади, откуда утром выходила конная группа, отбитая огнем батареи поручика Балка, показалась крупная пехотная часть. Можно думать что она должна была появиться на сцене несколькими часами раньше и нанести сокрушительный удар по нашему флангу и тылу, чтобы прижать к реке. Сотник Слюс повернул своих казаков на 180 градусов и открыл огонь по этой красноармейской части с близкой дистанции. Обходная колонна не ожидала, что у самой горловины пади она нарвется на унгерновцев. От внезапности она смешалась и быстро укрылась в свою падь. Нашими трофеями оказались пленные, пулеметы и обоз, в котором нашелся драгоценный груз в виде нескольких лазаретных двуколок с перевязочными материалами и медикаментами. В горловине пади Дзун-Харьястай стояли 4 полевых пушки с порубленными постромками. Нам они не подходили ни с какой стороны. Поэтому мы оставили их на месте со спокойной совестью. Пленные показали, что советское командование было убеждено в победе. Большевики не сомневались в том, что потопят нас в Селенге. Но опоздание некоторых частей — артиллерии и обходной колонны — спутало их карты.

После боя у Будуна красные потеряли активность на левом берегу реки Селенги и на целый месяц оставили нас в покое. Ночью подполковник Островский отошел от пади Дзун-Харьястай. Он повел бригаду на юго-запад, вверх по р. Селенге, мимо озера Цаган-нур, Цацына, хурэ Номын-хана, Хулустена, нашей пасхальной стоянки и хурэ Барун-Дзасака, делая небольшие переходы, с продолжительными кормежками, чтобы поправить конский состав. 20 июня бригада подошла к мосту, который наши саперы построили у Ергина, верстах в 5–6 выше хурэ Барун-Дзасака (165–170 верст от Будуна). К этому времени генерал почти оправился от раны.