Василий Грабин - Оружие победы (иллюстрации оригинала) Страница 47

Фотоснимки нужны были для отчета. Пройдет время, какой-нибудь историк увидит эти снимки, но он не увидит людей, которые в тот момент стояли у пушки, убитые горем, не узнает, о чем они думали. А они думали об одном: что же привело к тяжелой аварии?

Как выяснилось впоследствии, причина заключалась в плохой сварке: сварной шов, скреплявший отдельные части лобовой коробки, был чуть приклеен, как замазка. Он не разрушился при нагрузке, а буквально отстал от металла. Это и привело к аварии.

3

Надо ли говорить, что мой доклад не обрадовал Павлуновского и Артамонова.

— Можно ли доработать пушку? — спросил Иван Петрович.

— Да, можно. Решение всех вопросов, кроме полуавтоматики, уже намечено и разрабатывается в КБ.

— А как быть с полуавтоматикой?

— Обдумываем. Наметки некоторые есть.

После тщательного обсуждения начальник ГВМУ сказал:

— Посмотрим, как отреагируют военные. А вы пока занимайтесь доработкой. И быстрее!..

Невесело мне было возвращаться на завод. Не мог я простить себе, что допустил такую ошибку, приняв решение соединить сваркой листовой короб и верхний лист лобовой коробки, а также применить сварку на верхнем станке. Но очень уж заманчива была сварка экономичностью изготовления лобовой коробки!

Чем больше я думал о случившемся, тем меньше нравились мне некоторые мои решения при создании и испытании опытного образца пушки Ф-22. Теперь многое сделал бы по-иному.

Самым страшным было разрушение лобовой коробки и верхнего станка. Но здесь выход ясен: надо изменить способ соединения деталей, отказаться от сварки. Раз литая коробка для завода непосильна, значит, надо применить болты и заклепки.

Несложно решался вопрос и о рессорах: нужно заказать пластины на заводе «Рессора», который специализировался на них. Дать ему заказ не только для опытного образца, но и для валового производства. Если, конечно, дойдет до валового производства после всего, что случилось.

Обод колеса у нашей пушки металлический, он деформируется. Сделать его толще, увеличить вес пушки — крайне нежелательно, даже недопустимо. Значит, обод надо обрезинить.

Это облегчит работу рессоры. Да, этот вариант наиболее целесообразный.

Я мысленно перебрал один за другим все недостатки пушки, обнаруженные при испытаниях. Пути к их исправлению открывались быстро, потому что я много передумал о них во время испытаний. Так дошел и до полуавтомата. Сомнения по поводу его надежности закрадывались у меня еще во время проектирования. Теперь мои опасения подтвердились.

А что, если использовать полуавтоматику (метод обработки детали по копиру), широко применяемую в станкостроении? Она там работает совершенно безотказно. Почему бы и нам не попробовать применить эту простую и надежную схему? На завод я шел хоть и не со щитом, но многому наученный.

Доложил директору о ходе испытаний, ничего не утаив. На вопрос, что будем делать, ответил:

— Нужно срочно дорабатывать, хотя не знаю, каким будет решение Наркомата обороны.

— На доработку и изготовление нового образца нужны средства, — заметил Радкевич, — а откуда мы их возьмем?

Я рассказал, что на обратном пути был у Ивана Петровича. Его мнение дорабатывать, независимо от того, что решения военных еще нет.

Решили форсировать доработку и изготовление нового опытного образца.

Моральное состояние коллектива КБ было подавленное. Это я понял сразу, как только мы собрались вместе — и конструкторы, и чертежники, и копировщики. Первый вопрос, который мне задали: «Нужно ли заниматься доработкой, стоит ли терять время, не лучше ли заняться чем-нибудь другим?»

Но в ходе разговора, который принимал все более острый и деловой характер, настроение людей менялось, на смену растерянности пришла целеустремленность. Каждое мое предложение по доработке подвергалось серьезному разбору и критике.

Приятно было видеть такую принципиальность и сплоченность коллектива. Из высказываний конструкторов и производственников, которых мы тоже пригласили, стало ясно, что можно быстро доработать все агрегаты, кроме полуавтоматического затвора. Полуавтомат беспокоил нас всех.

В первые дни после этого я никуда из КБ не выходил: столько навалилось работы. Никаких документов на завод из Артиллерийского управления еще не поступило. Поэтому конструкторы руководствовались моими письмами с полигона. В них говорилось не только о том, что ломалось, но и о том, какие детали работали недостаточно надежно. К каждому письму я старался по возможности прикладывать схему устранения обнаруженных дефектов.

Все же отсутствие хоть какого-либо отзвука из Артиллерийского управления вызывало настороженность и неуверенность. Я расспрашивал Елисеева и Бурова: может быть, у них есть сведения? Они отвечали, что в Артиллерийском управлении о нашей пушке даже разговора нет. Оба военных инженера интересовались нашей работой по улучшению конструкции Ф-22 и относились к ней одобрительно. А работа шла ходко. Опытный цех получал все больше и больше чертежей улучшенных механизмов и агрегатов.

Однажды к концу рабочего дня мне позвонил директор: нас обоих вызывает завтра нарком по поводу пушки Ф-22. Он уже послал за железнодорожными билетами. Сегодня скорым выезжаем в Москву. На вокзал поедем вместе.

Не успел я положить телефонную трубку, как воображение мое сразу же заработало. Возникали самые разнообразные предположения. Это вместо того, чтобы по-деловому начать готовиться к завтрашнему дню! Но скоро взял себя в руки.

Попытался предугадать вопросы, которые может Серго Орджоникидзе задать. Все, что продумал, что считал необходимым доложить, выстроил в определенном порядке, записал и положил в карман на всякий случай. Поздно ночью мы с Радкевичем прибыли на вокзал, а рано утром были уже в Москве.

В Наркомтяжпроме, в приемной Орджоникидзе, когда мы в нее вошли, сидели директора и начальники КБ нескольких артиллерийских заводов. Был и Маханов с «Красного путиловца». Ждать почти не пришлось. Вскоре всех пригласили в кабинет. Должен сказать, что меня удивило столь представительное совещание.

В кабинете уже находились Павлуновский, Артамонов, Чебышев и другие руководители наркомата. Я волновался, потому что не знал, как будет стоять вопрос о пушке, но Орджоникидзе сразу внес ясность. Он сообщил, что на имя Сталина поступило письмо Тухачевского, в котором Михаил Николаевич описывает результаты испытания пушки Ф-22 и предлагает прекратить дальнейшую работу над ней, так как она, по его мнению, доработана быть не может. Закончив чтение письма, Григорий Константинович прочитал сделанную на нем резолюцию Сталина. Резолюция была приблизительно такая: «Волжане сделали хорошую пушку, но этому молодому коллективу, видимо, трудно ее доработать, надо им помочь». Затем товарищ Серго обратился ко мне;