Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918 Страница 47

29-го я сопровождал командира корпуса в Почаевскую Лавру для ее осмотра, ибо имелись сведения о разорении и осквернении святыни австрийцами. Выехали к вечеру, когда мост через Икву по шоссе, у Дунаюва, был готов. Впервые увидели позицию австрийцев, на которой они сидели девять месяцев. Грандиозные сооружения, окопы, блиндажи, море проволоки. В Почаевском лесу целые городки бараков – тут стояли резервы противника. Лавра со святынями оказалась цела, лишь разнесена и уничтожена была различная деревянная утварь из лаврских построек, да осквернено одно из помещений при храме, где был у неприятеля кинематограф и вообще зала развлечений.

Побывав в соборе и приложившись к святыням, мы вернулись в Кременец.

На следующий день я опять сопровождал командира корпуса в его поездке на фронт, в дивизии. Заехали сначала в штаб 35-й дивизии, в д. Будки, побывали и на ее наблюдательном пункте. Отсюда поехали в штаб 3-й дивизии в д. Копане. Всюду в этом районе попадалось множество солидных сооружений по оборудованию неприятельского тыла. В различных направлениях была раскинута сеть узкоколейной железной дороги, телеграфа и проводов электрической энергии с высоким напряжением для проволочных заграждений и для освещения штабов.

На другой день мы предприняли поездку для осмотра позиций неприятеля в районе Сопанова. С нами был и японский военный агент, прибывший к нам из штаба армии.

Видели много интересного. Осмотрели места, по коим прошла 3-я дивизия. Укрепления были очень солидны, особенно так называемые лисьи норы – огромные и глубокие в земле убежища, которые могли выдержать какую угодно бомбардировку. Всюду масса металла, железа. Во многих местах проволочные заграждения на железных кольях в целях, вероятно, электризации. Многие пулеметные гнезда и наблюдательные посты прикрывались стальными щитами, разбросанными всюду.

Следов особого разрушения от нашего огня не было. Зато проволочные заграждения на участке прорыва действительно были во многих местах совершенно разметаны, да разбиты гнезда пулеметов большею частью.

Осматривали и наблюдательный пункт на высоте 256. Он так и продолжал стоять с отколотым боком. Всюду вокруг него много воронок от снарядов – все следы работы наших мортир.

С высоты 256 мы проехались по тылу и позиции неприятеля до с. Бережцы. Здесь по берегу Иквы позиция была особенно солидно и прочно укреплена, хотя, казалось, в этом тут особенной надобности и не было; река представляла солидное препятствие со своими очень болотистыми берегами. В лесу западнее Королевского моста была электрическая станция, передававшая энергию для проволочных сетей и освещения.

Станция была брошена почти с полным оборудованием. В течение последующих дней мы еще несколько раз бывали на неприятельской позиции, так как там много было интересного, и в один объезд осмотреть всего нельзя было.

Японский майор всегда был с нами, очень всем интересовался и выражал много одобрения по адресу наших войск, взявших такую позицию.

В один из последующих дней начала июня приезжал к нам командующий армией, генерал Сахаров[188] (бывший в 1914–1915 гг. командиром 11-го корпуса). Он благодарил командира корпуса за блестящую работу корпуса по прорыву неприятельской позиции у Кременца. Особенно много похвал было выражено по адресу 3-й дивизии. Ее начальник дивизии генерал Шольп и командир 10-го Новоингерманландского полка полковник Геннингс были представлены к награждению Георгиевскими крестами и получили их потом. Главнокомандующий, генерал Брусилов, после нашего донесения 28 мая в штаб армии о новом прорыве неприятельской позиции у Пляшова – Божья Гора на другой день прислал командиру корпуса благодарственную телеграмму, которая заканчивалась словами: «Доблестной 3-й дивизии слава, слава, слава». Впоследствии, летом, уже без меня, командующий армией представил командира 17-го корпуса к награждению Георгиевским крестом, каковой он и получил.

Во время пребывания у нас генерал Сахаров объявил нам, что в ближайшем будущем, с прибытием на участок нашего корпуса 5-го армейского корпуса генерала Балуева[189], начнется вновь наступление.

И мы стали лихорадочно к нему готовиться. Выбран был мною и корпусным инженером наблюдательный пункт для командира корпуса. Это была опять, точно нарочно для этого выросшая отдельная гора, высота 334, северо-восточнее с. Дранча. Это была моя последняя поездка на фронт 17-го корпуса. Вскоре я получил назначение на должность штаб-офицера для поручений в штабе 1-й армии, куда и отправился, очень тепло и искренно провожаемый и начальством, и сослуживцами, среди которых у меня было много друзей.

Часть IV

С 3-й пехотной дивизией под Ставрополем

Из Гражданской войны, август – ноябрь 1918 года

1. Первое мое появление в Добровольческой армии

В мае месяце я в компании офицеров, подчиненных по штабу 105-й дивизии штабу 32-го армейского корпуса, выехал, наконец, с фронта Европейской войны, из м. Радзивилов, оставив позади кошмарные дни большевизации, потом украинизации и постепенного замирания и смерти когда-то могучего и грозного Юго-западного фронта. Судьбе угодно было, чтобы я закончил Великую войну днями нашего позора в том именно месте, где с каждым названием населенного ли пункта, реки ли, горы, леса, дороги связано столько дорогих воспоминаний о нашей боевой славе 1914 года, подвигах, доблести и победах славных полков Российской армии и, в частности, таковых 3-й и 35-й дивизий 17-го армейского корпуса в 1916 году. Весь этот район был исхожен, изъезжен, исколесён вдоль и поперек и изучен, как свои пять пальцев, и, кажется, никогда ничто не вышибет из памяти массы впечатлений от переживаний, связанных с ним за 1914, 1916 и 1917–1918 гг. Когда-нибудь я, может быть, приведу в систему все их для ознакомления интересующихся. Теперь же речь пойдет о другом и затронутого рая воспоминаний я коснусь лишь для полноты хронологии всего, чему был свидетелем и в чем принимал участие личное, непосредственное после фронта большой войны, в войне гражданской.

Так, сравнительно долго я задержался на фронте, собственно не существовавшем уже с декабря 1917 года, по двум причинам. Сначала была надежда, хотя и небольшая, что «фронт» будет сохранен путем каких-то политических маневров вроде «украинизации», или еще чего-то скрытого от взоров массы, под главенством такого заслуженного боевого вождя, как генерал Щербачев, вступивший после большевистского переворота в командование бывшим Юго-западным и Румынским фронтами, украинизация коих была в то время объявлена официально.