Александр Байгушев - Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает Страница 47

И впрямь: Великий Кавказец вроде как иудеям шикарную кость в виде Израиля сам только что кинул, а они неблагодарные опять бузят, воду мутят. Ну, им Сталин даст! и поделом! Так это тогда не только «Чернышевыми» воспринималось.

Ссылаются, что к концу жизни Сталин был болен маниакальным преследованием? Версия удобная. Но не маниакальность, а четкий политический расчет стоял за устранением главного иудейского закоперщика. Председателем ЕАК — Еврейского Антифашистского Комитета («антифашистского»? — хотя фашистов после мировой войны уже не было? Или это у «них» русские остались за «фашистов»?) был Михоэлс. Сталину докладывали, что ЕАК стал ширмой-координатором еврейского национального движения. Его деятели не вылезали с Запада. Печатались за рубежом, получая крупные гонорары. Потоком текли подарки из-за кордона, распределяемые по нужным людям. По докладной министра госбезопасности В.С. Абакумова, — Михоэлс попался аж «на сборе личных сведений о вожде и на попытках с целью постоянного влияния внедрить еврейских родственников в семьи вождя и других партлидеров». Так надо бы судить? но прямо тронуть еврейского «авторитета», — выдающегося трагического актера Михоэлса (настоящая фамилия Вовси) даже Сталин не решился. С Михоэлсом в 1948-м произошел «несчастный случай», в который никто не поверил. Эренбурга и Симонова Стал™ строго предупредил. А вот на женах Молотова и Ворошилова — чрезвычайно влиятельных еврейках Голде Горбман и Перл Жемчужиной (арестована в начале 1949-го), которые сперва не без его же сталинского одобрения опекали и направляли всю иудейскую активность, — Великий Кавказец отыгрался сполна — концлагерем. Полетел еще раньше с треском и «фактический руководитель ЕАК» — ведавший всей партийной Контрпропагандой глава Совинфорбюро Лозовский. Еще назначенная Ждановым проверочная комиссия ЦК установила, что «аппарат Совинформбюро засорен… в нем недопустимая концентрация евреев», и Лозовского убрали с поста зам. министра иностранных дел и главы Совинформбюро. Теперь еврейскую «контрпропаганду» дочищали железной метлой.

Гвоздем кампании по борьбе с космополитизмом стало поистине эффектное театральное представление — сбрасывание масок. По требованию Сталина с евреев демонстративно сбрасывали русские маски: контролируемая евреями «Литературная газета» из номера в номер «раскрывала псевдонимы». Поучительно, что конферансье-доносчиками тут же услужливо выскочили сами евреи. Кто отличился? Яковлев на самом деле Хольцман, Холодов на самом деле Меерович, Ясный на самом деле Финкельштейн, Светов на самом деле Шейдман, Мельников на самом деле Мильман, Викторов на самом деле Злочевский и иже с ними.

А все акценты специально в науку для молодого поколения по указанию товарища Сталина постаралась с ее многомиллионным тиражом расставить «Комсомольская правда», где тогда работал на отделе культуры отчаянный «русофил» молодой Федор Шахмагонов. Его евреи съели за борьбу с космополитизмом, но он перешел помощником к Михаилу Шолохову, отсиделся в Вешенской и снова всплыл в Москве. Да еще как всплыл!

Эту фигуру русским надо знать. Федор Федорович Шахмагонов, обходительный русский красавец из донских казаков, умеющий широко принять и влезть в душу, был одной из теневых крипто-ключевых фигур в «русской партии» еще со времен Сталина и вплоть до 1993-го года. Фронтовик, он имел три высших образования — исторический факультет МГУ, Литературный институт и Высшую дипломатическую школу. Лауреат премии КГБ. Иудеи его постоянно травили, замалчивали его талантливые романы. Но он не сломался. Близость к Шолохову, выдающемуся писателю и члену ЦК КПСС, — представлявшему творческую интеллигенцию в партии! — открыла Федору Шахмагонову невиданные «оперативные возможности». Поэтому я о нем еще чуть-чуть расскажу. Мой близкий друг не только по общему русскому делу, но и домами, Федор Федорович Шахмагонов известен читателям многими своими историческими романами (лучшие из них о Куликовской битве и «Остри свой м§ч». — о Смутном времени с ошеломляющими историческими подробностями про «жидовствующих»), уникальным двухтомником «Поклонение Антихристу» (о тайнах сталинского времени) и детективами, которые писал не случайно, а потому что сам провел поистине детективную жизнь. Сейчас ему за восемьдесят, он живет в Брюсселе — в политическом центре старой русской эмиграции, с которой всегда был, как и Шолохов, тайными «белогвардейскими», «белоказаческими» предками тесно связан.

Но первым браком он был женат на дочери страшного Абакумова. А потом (он был два раза женат) — на редкой красавице Римме, «княжне» — жертве ГУЛАГа (вот такой поворот!), удивительно деятельной, имевшей самые тесные связи в особом мире бывших сталинских политических заключенных, ставших весьма влиятельными при Хрущеве и Брежневе и запросто вхожих к Андропову. Под псевдонимом Е. Матвеева она написала «Историю одной зечки» — о специфической атмосфере ГУЛАГа. Редкой искренности воспоминания с прозрачно угадываемыми крупными именами. С кем только «княжна» не была трагическим прошлым повязана.

Но и сам Шахмагонов от лица Шолохова мог открыть любую высокую дверь и умело нас «страховал», в ключевых случаях мобилизуя на «русское дело» самого Михаила Александровича, перед которым даже серый кардинал Суслов порой пасовал, а Черненко и сам Брежнев с которым страшно любили советоваться. Вот мы и играли в карты на чертовой мельнице — иудеи бросают на кон своего туза, как они сами нарочно «выбалтывали», чтобы нас запугать, «генерала КГБ» Маковского, а мы его кроем своим тузом ЦІолоховьім. Квартира Шолохова в Москве чаще всего пустовала, живой классик любил станицу Вешенскую, но зато огромная квартира его официального помощника Шахмагонова на Ленинском проспекте все наши годы была штабом русского движения, где можно было быстро решить все русские вопросы. Так что мы были в войне с иудеями тоже не так уж совсем с голыми руками.

Уже тогда и я, так уж получилось, примкнул к русским «катакомбам».

Я еще в школе перед выпускными экзаменами заполнил громадную на двадцать страниц чекистскую анкету со всеми корнями на много поколений и дальними родственниками за рубежом и оказался, раз и навсегда для советской власти проверенным человеком. По отцовской линии у меня все было идеальным — сибирским и пролетарским. А мать подкачала — прохоровская калязинская линия, из-за которой ей самой не дали доучиться в Консерватории и получить высшее образование. Но неожиданно выручил дед, «экспроприированный миллионер». Пока я копался в семейных архивах и бегал по родственникам, выясняя, кто есть кто, как раз вдруг пришли за портретом деда из Музея Советской армии. Подтвердилось в архивах, что он «баловался» Революцией. Не только давал на нее деньги, почему его, экспроприировав, однако милостиво не расстреляли. Но и поиграл в начальника связи Московского вооруженного восстания в 1917-м — а это уже прямая революционная деятельность и особые привилегии для потомков. Заполненная еще в школе чекистская анкета предназначалась для того, чтобы можно было меня как отличника и активного комсомольца направить учиться на секретное атомное отделение механико-математического ф-та МГУ. Я на мехмат не пошел — предпочел выдержать конкурс в восемь человек на место на романо-германское отделение филологического факультета МГУ. Но чекистская анкета (проверенный по всем корням от «а» до «я»!) осталась навсегда в моем личном деле «там» и очень хорошо меня охраняла, когда у меня возникали неприятности, и кто-то пытался бросить тень на мою лояльность к государственной власти. Сыграла она, конечно, свою роль и в том, что я попал в «номенклатуру» Большой Дома. Во всяком случае, она не воспрепятствовала этому кадровому вниманию. Хотя тут больше сыграл роль случай.