Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию! Страница 48

И у меня вдруг явилось непреодолимое, страстное желание подойти ближе к этой очаровательной темной фигурке, обвить руками ее стройную, тонкую талию и – целовать, целовать без конца эти глубокие, черные глазки, красивый смуглый лобик, полуоткрытые губы, покрытые слабым румянцем щеки… и забыть всю эту окружающую обстановку, эту войну с ее ужасами, воплями и кровью… Мысли стали путаться, в глазах потемнело… я чувствовал, что еще мгновение, и – я превращусь в зверя!

Я уже сделал шаг по направлению к красавице, протянул к ней руки… как вдруг услышал какое-то странное, непонятное восклицание и в то же время увидел устремленные на себя злые, страшные глаза старухи-турчанки, стоявшей близ Пембы. Казалось, она поняла мои мысли и намерения и, как старый цербер, решилась защищать юную красавицу от диких объятий гяура. Я остановился, пришел несколько в себя, оглянулся кругом и увидел десятки ненавистных, испуганных глаз, устремленных на меня, увидел снова евнуха, стоявшего недалеко с какою-то старухой и что-то ей бормотавшего, увидел несколько полунагих детей, вначале мною незамеченных, трех молодых негритянок и проч… И когда я снова стал отыскивать глазами Пембу, ее уже не было – она куда-то скрылась.

Я понял, что она убежала в здание гарема, и решился его немедленно же осмотреть. Крикнув евнуха, я вошел с ним в нижний этаж, где оказались две залы, несколько спален и кладовых. Затем мы поднялись наверх, где находилась баня и опять спальни. Обстановка была самая богатая, роскошная. Все располагало к неге, наслаждениям, любви… В одной из комнат я снова встретил Пембу. Она стояла, прижавшись к стене, и так же вопросительно, удивленно смотрела на меня… В этот раз я не мог уже удержаться. Евнух предупредительно куда-то скрылся, нас никто не видел. Я быстро и решительно подошел к Пембе, крепко обнял ее и долго, долго целовал эти бледные, дрожавшие губы… Она не сопротивлялась и молча, покорно отдалась своему новому временному повелителю… Чудный, блаженный миг – никогда я его не забуду!.. И теперь вспоминаю тебя с наслаждением, с любовью!.. И как скучна, как бесцветна кажется эта настоящая будничная, серенькая жизнь по сравнению с теми счастливыми, незабвенными минутами!..

Спустившись вниз, я осмотрел находившуюся на противоположном конце сада кухню, причем евнух с помощью пантомимы объяснил мне, что все женщины едят вместе и что число кушаньев за обедом бывает обыкновенно шесть-семь, а иногда доходит даже до пятнадцати. Затем я отправился домой.

На другой день, после обеда у Мартынова, мы осматривали вместе гарем его хозяина, тоже какого-то бея, командовавшего регулярною кавалерией в Адрианополе, и нашли там 32 женщины, большею частью молодых, красивых. Обстановка и здесь была богатая, роскошная…

Вообще день 11 июля мы провели в Эски-Загре очень весело… Самое радостное настроение господствовало во всем нашем отряде, которому вполне гармонировало состояние духа всего болгарского населения города. Блестящие успехи передового отряда Гурко в Долине Роз, перевалившего даже теперь, в лице нашем, Малые Балканы, положительно отуманили нам голову. Мы рвались с нетерпением все вперед и вперед, мечтали даже о завладении Адрианополем, о полнейшем истреблении турецких армий, о скором окончании всей кампании. В шовинизме, словом, у нас недостатка не было, мы шапками готовы были забросать врага! «Побед и славы!» – сделалось нашим капризным лозунгом…

Правда, носились темные и грозные слухи о том, что из Черногории двигается Сулейман-паша с отборными, испытанными войсками, что нам угрожает серьезная опасность встретиться с сильным и энергичным противником, который может остановить наше победное шествие… Но все это были лишь слухи, предположения, догадки!.. А тут южное солнце так ярко и тепло светило нам, чудная июльская природа так нежно ласкала своею прелестью, роскошные сады манили в свои тенистые объятия, прекрасное местное вино так приятно пилось, веселые русские песни дружно пелись и хорошенькие болгарки так мило и приветливо улыбались нам, своим избавителям… До грустных ли дум в такие счастливые, сладкие минуты!..

12 июля наша сотня назначена была в состав отряда, состоявшего из двух эскадронов казанских драгун и взвода (двух орудий) 16-й конной батареи под общею командой дивизионера упомянутого полка, майора Теплова.

Задача отряда состояла в том, чтобы разрушить железную дорогу у станции Каяджик (на линии Филиппополь – Адрианополь), взорвать железнодорожный мост, порвать телеграфное сообщение, уничтожить запасы… Словом, наделать возможно больше зол противнику. Исполнив все это, мы должны были вернуться обратно в Эски-Загру. Туда и обратно около сотни верст – расстояние приличное! Вообще это был настоящий кавалерийский набег – смелый, лихой! Мы дерзко вторгались чуть не в самое сердце турецкой территории, мы вздумали порвать их важную коммуникационную линию, соединявшую такие крупные административные центры, как Филиппополь и Адрианополь. Я, конечно, был очень доволен предстоящею поездкой и заранее предвкушал ее удовольствия.

Рано утром 12 июля наш небольшой отряд двинулся налегке по довольно хорошей дороге прямо на юг к деревне Кечерлы, лежащей на реке Марице. Расстояние это было пройдено очень быстро и без всяких задержек. Противник отсутствовал. Наша сотня, по обыкновению, шла в авангарде со всеми мерами охранения, с головным и боковыми разъездами. Я находился впереди, при головном разъезде. Не доходя верст шести до Кечерлы, мы свернули вправо с большой дороги и проселком направились к деревне Каяджик. Железная дорога лежала по правую сторону Марицы, и, следовательно, нужно было переправиться на противоположный берег. Подъехав к реке близ деревни, я с помощью пик отыскал брод и перебрался со своими казаками на правую сторону Марицы. Брод был довольно неудобный (полтора-два аршина глубины), течение очень быстрое, но мы переправились все-таки совершенно благополучно.

Еще ранее, из деревни, мы заметили близ железнодорожной станции партию черкесов и башибузуков, которые при нашем приближении удалились без выстрела в горы и оттуда продолжали издали наблюдать за нашими действиями. Переправившись через Марицу (причем мои казаки, на виду черкесов и башибузуков, весело распевали «Шумит Марица, окровавленная…», песню, выученную ими от солдат болгарского ополчения – наших товарищей по Забалканскому походу), я направил десять человек под командой урядника на станцию железной дороги, дав ему известную инструкцию, а сам с остальными десятью казаками поскакал ближайшим путем к полотну. Мой Дон первым, кажется, из всех русских боевых коней ступил на турецкие рельсы. Высоко подняв голову, он гордо посматривал по сторонам, точно любуясь незнакомой, красивой долиной болгарской Волги…