Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 48

заходил к маршалу дважды в день и, опускаясь перед другом на колени, убеждал его, что он будет жить и сражаться, и на какое-то время неукротимый гасконец поверил ему и послал за Меслером, знаменитым венским механиком, который слыл лучшим в мире мастером по изготовлению искусственных рук и ног. Но еще задолго до того, как Меслер смог бы снять мерку, Ланн впал в беспамятство. Он призывал видящиеся ему батальоны заполнить бреши в рядах наступающих, приказывал кирасирским дивизиям переломить ход схватки и всю ночь и весь день пытался вскочить с постели и принять командование в той кризисной ситуации, которая по-прежнему мучила его мозг. А потом, совершенно неожиданно, лихорадка отступила, и он стал узнавать людей, столпившихся у его кушетки. Он говорил о своей супруге, очаровательной герцогине де Монтебелло, и о своих пятерых детях. В тот же день, на рассвете, он тихо отошел, и Наполеон плакал. Мужественный Ахилл, так и не ставший хозяином красильни в Лектуре, теперь ушел вслед за Клебером, Дезе, Мюироном и злосчастным генералом Морланом, все еще дожидающимся в бочке с ромом, когда его замуруют в стену Зала героев Дома инвалидов. Единственный человек в Великой армии, никогда не боявшийся говорить Наполеону правду, был мертв, и армия считала эту потерю невосполнимой.

Его изуродованное тело было набальзамировано и отправлено в долгое путешествие в Париж. В должное время маршал займет свое место на кладбище Пер-Лашез, а сейчас пехота тотчас же забыла о любимом ею командире корпуса и принялась за сооружение прочного моста. Австрийцы стояли за рекой, и, пока они не будут разбиты, рассчитывать на покой не мог никто.

Следующей жертвой стал Массена. Его лошадь попала ногой в кроличью нору и сбросила его так неудачно, что он не мог ездить верхом несколько недель. Передвигался он теперь в легком экипаже, которым управляли его верные кучер и форейтор, оба — гражданские лица. За это время коварный контрабандист и главнокомандующий разработали план, с помощью которого они рассчитывали поймать бдительного неприятеля на каком-нибудь фатальном просчете. Расположение австрийских частей было самым тщательным образом разведано. Для этого Наполеон и маршал прогулялись по берегу, изображая из себя двух изрядно вспотевших сержантов, собирающихся искупаться. Как только они убедились, что фронтальная атака на укрепленную деревню окажется смертельно опасной, саперы приступили к восстановлению моста, ведущего прямо к позициям неприятеля. Одновременно в нескольких милях ниже Вены, под Ваграмом, заготавливались материалы для строительства другого моста, которым, собственно, и собирался воспользоваться Наполеон.

На этот раз французам повезло несколько больше. В ночь, выбранную для переправы, разразилась страшная буря, и дождь лил стеной, маскируя бросок французов через реку. Утром 5 июля, когда буря прекратилась и над полями поднялось солнце, австрийцы, взглянув на историческое Мартовское поле, где шестьсот лет назад произошла знаменитая битва, принесшая престол Габсбургам, с удивлением увидели перед собой армию численностью 165 тысяч человек.

Ужасные потери, понесенные французами в битве при Асперне и Эсслинге, были не напрасны — лишь несравненный Ланн погиб случайно. С севера, запада и востока подходили резервы. Мармон, герцог Рагузский, прибыл со свежим корпусом, ни один солдат которого за целых три года не произвел ни одного выстрела. Здесь был и Даву, командующий правым флангом; его сопровождали Макдональд и Удино. Массена, прибывший на поле боя в экипаже, возглавил левый фланг, ближе к Дунаю; его поддерживали Бернадот со своим саксонским корпусом и Бессьер, командовавший гвардией. Это была битва в духе старых традиций, столкновение тяжеловесных колонн, и, чтобы быть уверенным, что она проходит в соответствии с планом, Наполеон держал при себе Бертье с его неизменным циркулем, всегда готовым зафиксировать первую же ошибку, совершаемую человеком, в тени которого он пребывал уже тринадцать лет.

Однако долгое время фиксировать и исправлять было нечего. Даву упорно пробивался вперед на своем правом фланге, но в момент битвы, который мог стать переломным, дела пошли плохо у Массена. Его атаковали главные силы австрийцев. К этому моменту они опрокинули саксонцев Бернадота и гнали беглецов на корпус Массена, который начал отходить и отступил вплоть до реки.

Окружавшие Наполеона штабные офицеры запаниковали. Ситуация, по-видимому, начала повторять аспернскую, но императора это, казалось, не беспокоило. Он продолжал всматриваться в события, происходящие на самом краю правого фланга. Назад бежали смешавшие ряды саксонцы, назад двигались сорванные ими с места колонны Массена. Вперед двигались торжествующие австрийцы. Двигались до тех пор, пока не попали под огонь тщательно замаскированной батареи на острове Лобау. Здесь их остановившиеся шеренги попали под огневой вал, самый мощный за всю историю наполеоновских войн. Великий момент настал! Теперь дым от выстрелов пушек Даву можно было бы увидеть далеко за колокольней ваграмской церкви. Маршал вытеснил австрийский левый фланг за пределы поля битвы. И тут император отдал команду, которую так ждали окружавшие его офицеры: «Контратаковать всеми имеющимися резервами!»

Против центра австрийской армии был брошен свежий корпус численностью 40 тысяч под командованием Макдональда. Вместе с Макдональдом в наступление шли Удино и командовавший гвардейской кавалерией Бессьер. Могучей поступью главный резерв прошел через пылающее ржаное поле, и битва была выиграна. Это была победа, но это не было разгромом австрийцев. Те отходили почти в полном порядке, а французская армия чувствовала себя слишком уставшей для преследования. Эта победа обошлась ей тоже слишком дорогой ценой. Погибли тысячи ветеранов и среди них — несколько генералов, в том числе доблестный Ласаль, благородные порывы которого могли бы служить характерным извлечением из легенды о Наполеоне. Среди раненых был и Бессьер, упавший на землю прямо на глазах императора.

«Кто это?» — спросил Наполеон, заметив замешательство среди офицеров из штаба Бессьера. Узнав, что это — Бессьер, он коротко бросил: «Проливать слезы — не время!» — и обратился к своей главной задаче — изгнанию противника с поля боя.

Но Бессьер был ранен не смертельно. Ядро задело кобуру его пистолета и скользнуло вдоль бедра, выбросив его из седла. Он отделался шоком и несколькими синяками. Увидев его поднимающимся на ноги, гвардейские конные егеря издали крики восторга — они любили этого скромного, с ровным характером человека.

Массена наблюдал за ходом битвы из своего экипажа. С ним были его верные кучер и форейтор, у которых хлопот был полон рот, поскольку австрийские артиллеристы, догадавшись, что в экипаже сидит какое-то значительное лицо, повели по нему убийственный огонь как раз в тот момент, когда левый фланг французской армии начал отступать. Вокруг бросающихся из стороны в сторону лошадей сыпались ядра и гранаты, но одноглазый Массена, управляя корпусом,