Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 49

не совершил ни одной ошибки. Единственная ошибка, которую он допустил в этот день, имела совсем иной характер и затрагивала его честь не как полководца, а как человека. В штабе Массена служил его сын Проспер, юноша в возрасте около двадцати лет. Это было его первое дело, и маршалу очень хотелось отвести от него всяческие опасности. Но это естественное человеческое желание чуть было не скомпрометировало молодого человека на всю оставшуюся жизнь.

В самый разгар битвы, когда австрийская кавалерия понеслась на бегущих саксонцев, маршалу понадобилось послать адъютанта с приказом беглецам присоединиться к генералу Буде. Согласно очереди, с этим поручением следовало ехать Просперу, но маршал посчитал его настолько опасным, что вместо сына послал Марбо, поступившего к нему в штаб совсем недавно. Тот немедленно поскакал, но разгневанный юноша устремился за ним, стыдясь, что отец прикрывает его подобным образом. Оба добрались до цели благополучно. Когда же разъяренный Массена спросил сына, что же побудило его «сунуть нос в такую кашу», тот отрезал: «Моя честь! Это — моя первая кампания, и у меня — уже орден Почетного легиона. А что я сделал, чтобы его заслужить? Да и очередь была моя!»

За блистательное командование войсками при Ваграме Массена заслужил новые лавры. Вместе с тем он укрепил свою репутацию самого прижимистого скряги во всей французской армии. Когда ему предложили вознаградить двух гражданских лиц: его кучера и форейтора — за их храбрость на поле брани, он пообещал подарить им двести франков. Офицеры его штаба, у которых эта скаредность была предметом постоянных насмешек, сделали вид, что на самом деле речь идет об annuite[23] по двести франков. Массена пришел в ярость при одном упоминании о подобной расточительности. «Да пусть скорее вас всех перестреляют, а мне прострелят руку! — бушевал он. — Если бы я вас послушался, я был бы разорен. Вы понимаете, разорен?» Однако в конце концов он был вынужден выплачивать ренту, поскольку история дошла до Наполеона, который поучаствовал в заговоре и с серьезным видом сделал Массена комплимент по поводу его великодушия.

Бернадоту Ваграм удачи не принес. Паника в рядах его саксонцев могла бы иметь весьма серьезные последствия, и маршал был должен принять на себя ответственность за нее, хотя никто не сомневался в его личной храбрости. Войска, в конце концов, могли побежать у любого полководца, но Бернадот не собирался оставлять их бегство безнаказанным. Однако он совершил грубую ошибку, выпустив после сражения от своего имени бюллетень для своего корпуса, в котором похвалил саксонцев за проявленную ими храбрость. Узнав об этом, Наполеон вышел из себя. Выпускать бюллетень в дополнение к императорскому считалось тяжелым дисциплинарным проступком. Вызвав Бернадота, император уволил его из Великой армии.

Бернадот был достаточно толстокожим, но случившееся было ужасным ударом по его самолюбию. Он незаметно уехал с поля боя и нашел временное пристанище в небольшом замке. Неожиданно туда прибыл Массена, и Бернадот выразил готовность покинуть место своего обитания. Массена же еще не слышал о том, что гасконец оказался в немилости, и предложил разделить жилье. Однако как только офицер его штаба известил Массена о случившемся, тот поспешно изменил свое мнение и уехал, не сказав своему коллеге ни слова. Это обстоятельство оскорбило Бернадота гораздо больше, чем увольнение из армии, и он отправился в Париж, на несколько часов опередив слухи о своей отставке.

Трем генералам день победы под Ваграмом запомнился на всю жизнь. В этот день они получили свои маршальские жезлы прямо на поле боя, присоединившись таким образом к кругу военачальников высшего ранга.

Когда австрийцы были отброшены и раненые, которым наиболее повезло, были вынесены с пылающих полей, Наполеон послал за своим старым приятелем Мармоном, отчаянным гренадером Удино и опальным Макдональдом, покрывшим себя в этот день славой. Мармон и Удино получили свои маршальские жезлы без каких-либо комментариев со стороны императора. Макдональд же удостоился следующих слов. «Подойдите ко мне, и будем теперь друзьями!» — воскликнул Наполеон, сжимая руку ветерана. Это было мудрое решение. Пять лет спустя, когда империя уже рушилась, Макдональд оказался самым последним из маршалов, покинувших императора.

На следующее утро началось преследование австрийцев, но это не была охота за неприятелем, как после победы под Йеной. Австрийская армия не была дезорганизована, и мир с Австрией был достигнут путем переговоров. Одним из условий мирного договора было согласие австрийского императора на брак Наполеона и его старшей дочери.

Армия не одобряла этого союза. Всего лишь шестнадцать лет назад кое-кто из ветеранов Великой армии наблюдал, как тетку невесты, Марию Антуанетту, везли в телеге на гильотину. Кроме того, помимо естественной антипатии к Габсбургам армией руководила привязанность к очаровательной Жозефине. С самых давних пор, еще со времени итальянских триумфов, старые усачи считали, что она — талисман, который приносит им победы.

«С тех пор как мы потеряли Хозяйку, успеха мы не видели», — будут говорить они позже, но Наполеон больше прислушивался к советам тех, кто настаивал на том, что он должен обеспечить династическую преемственность и породить наследника престола. Сам император Франц относился к браку весьма благожелательно, исходя, видимо, из принципа: «Если не можешь победить врагов, присоединяйся к ним!» Его дочь, Мария Луиза, была верным и послушным отпрыском Габсбургского дома. С младенческих лет она привыкла считать Наполеона исчадием ада, но раз уж отец велит выходить за него замуж, значит, возражений с ее стороны быть не может. У Габсбургов даже прихоть отца считалась законом.

Начались переговоры о браке; в Париже готовился развод с Жозефиной. Та выехала из Тюильри, а в Вену отправился гигантский поезд со свадебными подарками для невесты. Бертье, самому старшему по стажу среди маршалов, была предоставлена честь представлять императора на предварительной церемонии бракосочетания. Эту задачу он выполнил с большим тактом и достоинством. Когда он заметил уныние Марии Луизы по поводу того, что ей предстоит покинуть дом и семью, он тотчас же отвел ее в сторонку и принялся утешать, говоря, что Наполеон — очень добропорядочный человек, готовый все сделать для ее счастья. Когда ее слезы высохли, он отдал секретное распоряжение перевезти в Париж все, что трогало и было дорого ее сердцу. Результаты этого мудрого поступка стали очевидны в Париже, когда Мария Луиза удалилась с балкона, с которого Наполеон представлял ее согражданам, и перешла в свои апартаменты, где ее с радостным лаем встретила ее любимая собачка. Вместе с ней в Париж были привезены ее птички, рисунки ее младшей сестры и все столь милые ей вещи, стоявшие в ее