V. A. - A6V9 Страница 5

В первую половину дня работа на удивление оказалась не такой уж и пыльной: несколько подписей с подтверждением для устройства лиц на новую работу, пара разговоров с родителями младшеклассников – проказников, одно направление к психиатру для дальнейшего обследования. И всё бы ничего, если бы к обеду от изобилия ароматов Франции на весь кабинет у меня жутко не разболелась голова. Замечено: всё это время барышня, с чинным видом восседавшая напротив меня в роли моего же помощника, по сути, не делала ничего серьёзного и хоть как-то попадающего под её прямые обязанности. Уже перед обедом, подойдя поближе и выдавив из себя дружелюбную улыбку, попытался как можно вежливее и деликатнее объяснить субъекту, что не стоит в рабочее время сидеть на филейной части ровно, если при этом женщина занимает должность моего помощника, а так же не стоит пользоваться слишком резким и приторным парфюмом – особенно, если в кабинете предполагается находиться не ей одной. И, пожалуй, стоит впредь брать с собой на работу сменную обувь – особенно, если я таковую имею, но приходится ходить в ней по всей той грязи, которая остаётся на подошве этих милых сапожек – всё же, соблазнять таковыми тут некого.

Однако все эти слова не возымели абсолютно никакого эффекта, а ответом на мои просьбы послужила фраза: «Не нравится – иди к начальству!» Хорошо, женщина. Хочешь большого босса? Будет тебе большой босс… Уходя на обед следом за ней, незаметно закрыл дверь кабинета на второй замок. Когда вернулся, узрел её же, но с отличием: лицо женщины уже успело побагроветь от злости вкупе с яростью, а во взгляде читалось неподдельное желание уничтожить меня самым извращённым методом. Таким образом, после получасового «диалога» мы сошлись на том, что если ей что-то не нравится – она может смело идти к руководству. И нет, меня абсолютно не волнует тот факт, что она здесь уже аж целый год работает. После этого мадам как-то подозрительно притихла, стараясь вообще не привлекать к себе моего внимания.

Но всё это были лишь цветочки по сравнению с тем, что ожидало меня после обеда – а именно посещение трёх находящихся на дневном стационарном лечении людей. Шестнадцатилетняя девушка с нервной анорексией, служивый после комиссования и женщина с постродовой депрессией. Выйдя из первой палаты после разговора с девушкой, сделал пометку: в обязательном порядке как можно скорее поговорить с её лечащим врачом. Ситуация довольно схожая и, если при каждом принудительном приёме пищи за ней будет кто-то наблюдать или пытаться контролировать, вполне возможен риск возникновения выраженного дискомфорта на людях. Тут нужно другое и, пожалуй, я знаю, что именно… Со служивым всё оказалось ещё сложнее: пришлось основательно попотеть, чтобы хоть как-то выведать общую картину той ночи, когда он ещё находился в части. Ну а с женщиной контакт был налажен на удивление быстро, вот только дружелюбие было показным. Но, думаю, времени на то, чтобы подумать и разобраться со всем, у меня достаточно.

Оставалось совсем немного времени до отчаливания домой, как вдруг в кабинет без стука влетел мужчина… Я, помнится, ранее строчил о границах в виде правильно/неправильно (запись «Границы» в предыдущей части сборника), а вчера меня пообещали представить ещё и человеку из руководства. Так вот, им-то и оказался тот самый мужчина, который ещё при первой нашей встрече начал донимать меня своими правилами и постулатами. Пока стоя обдумывал, насколько сильно влип, мужчина пытался узнать меня, а после слегка проморгался и с кислой физиономией протянул руку для пожатия. Быстро осведомившись на предмет прохождения моего первого рабочего дня, сдержанно попрощался и после всего этого представления чинно двинулся к выходу. И тут я заметил лёгкий вздох с разочарованием во взгляде помощницы. Так вот для кого сапожки-то…

В общем, сумев кое-как под ливень доползти до своего дома, осознал, что весь день чувствовал себя дивергентом из одноимённого фильма, проходящим испытание за испытанием каждой из фракций для открытия заветной коробки с посланием. Сегодняшним же утром мне преподнесли, пожалуй, одну из самых действенных форм поведения для менее болезненного выживания во всё ещё незнакомой среде: представить, что всё происходящее в реальности вокруг – не что иное, как тестирование моей психологической устойчивости. И, кстати, по истечению второго дня могу сказать определённо точно: это работает. Не на все 100%, но мне действительно легче. Так что буду и дальше «тестироваться», прокачивая скилл босса.

Снилось, как белоснежные воздушные хлопья снега бесшумно окутывали всю Поднебесную, аккуратно ложась на мои волосы, драгоценные китайские шелка с меховой накидкой и бледную кожу рук. В затянувшемся молчаливом ожидании я сидел на коленях близ одного из высочайших обрывов, в последний раз любуясь дивными красотами заснеженных гор, пытаясь вобрать в лёгкие как можно больше кристально чистого морозного воздуха перед собственной смертью. Не было тогда в моём сердце ни страха, ни горечи, ни грусти – жило лишь желание как можно скорее освободиться от своей оболочки и взмыть, наконец, ввысь. К горам. Туда, где душе моей предначертано было жить изначально, но по злой шутке Всевышнего оказавшись запечатанной в человеческое тело и влачившей до сегодняшнего дня бренное существование. И вот теперь я возвращаюсь домой…

Уже порядком замёрзнув и подумывая от досады вернуться в человеческий дом, дабы разыскать, наконец, того, кто должен был дать сигнал к действию, я неожиданно застыл на месте, на несколько секунд перестав даже дышать. Это был он. Он пришёл. Пришёл сказать свои последние для нас обоих слова. Отдать свой последний приказ тому, с кем никогда больше не сможет заговорить. Мягкая тёплая ладонь опустилась на моё плечо, скрытое ставшим таким ненужным мехом: мужчина слегка наклонился, от чего я покорно склонил голову вниз. «Пора, мой Фей Хей Лонг, – мягким низким голосом произнёс он, поглаживая и зарываясь пальцами пряди моих белоснежных волос. – Пора». И тут же позади меня послышался хруст снега под чьим-то тяжёлым быстрым шагом – видимо, он поспешил вернуться в свой дом, чтобы не видеть всего произошедшего чуть позже. Чтобы лелеять в своём глупом сердце надежду на то, что когда-нибудь мы обязательно встретимся, тем самым навсегда не прощаясь.

Прикрыв в глаза и воскресив в памяти все последние воспоминания, я плавно поднялся, освобождая плечи от накидки, волной опустившейся куском ненужной больше ткани подле стоп. Сделал шаг, вслушиваясь в звуки быстро текущей ледяной воды ручья под обрывом и принимая холодный ветер, забравшийся под одежду. Ещё шаг, и под ногами к воде скатились несколько камней. Не став больше медлить, я перевёл взгляд к затянутому тяжёлыми тучами небу, оттолкнулся, раскинув руки в стороны, взмыл ввысь… И секундой позже, ощутив на своём лице первый луч солнца за всю столь долгую зиму, устремился вниз, к камням и воде.

Я не пытался вернуться, уцепиться за что-то и хоть как-то спастись – лишь падал. Падал, отпуская всё, всех и вся в этом больше не принадлежащим мне мире. Падал, вспоминая каждого, с кем когда-то был знаком, и раздаривал им всем остатки более не нужной самому энергии. Падал с верой и надеждой на то, что совсем скоро вернуть обратно, в горы. Домой… На последних метрах извернувшись так, чтобы весь удар пришёлся на позвоночник, и, прикрыв глаза, легко вдохнул запах уходящей зимы с пресной водой в последний раз и обрушился на камни всем телом, на мгновение выйдя душой из оболочки. Секунду спустя почувствовал дичайшую нечеловеческую боль каждой клеткой ещё не до конца переставшего существовать тела. Боль, сковавшую абсолютно всё: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Титаническим усилием чуть приоткрыл глаза, чувствуя, как рот заполняет что-то горячее, липкое, стальное на вкус. Кровь… Не в силах больше удерживать голову, с огромным трудом поворачиваю её на бок, да так и оставляю, больше не шелохнувшись. Лишь расфокусированным взглядом наблюдаю за тем, как кровь окрашивает всё, что подле меня, будь то вода, камни или собственная одежда с волосами, в багряно-красный.

Ещё могу хоть что-то чувствовать, отчего силюсь запомнить последние ощущения мягко спускающихся белоснежных воздушных хлопьев снега на мои ресницы, щеки, волосы, на моё уже почти неживое тело. Последним ощущением становится постепенное исчезновение боли. Знаю, что это значит, а потому могу позволить себе собрать последние силы и сквозь непрекращающийся поток собственной крови слегка улыбнуться. Я освобождаюсь. Я возвращаюсь домой…

Пока только попытаюсь проанализировать основные причины, следствия, аспекты и моменты, которые стоит подумать прежде всего. Итак, начнём.