Эрнест Джонс - Жизнь и творения Зигмунда Фрейда Страница 5

Однажды мне довелось непосредственно наблюдать замечательные личные качества д-ра Джонса. Когда он находился в Нью-Йорке во время своего последнего визита в Америку по случаю столетия со дня рождения Фрейда, д-р Джонс согласился сняться в фильме для телевидения, а меня попросили быть его собеседником. Фильм в том виде, в каком он существует в настоящее время, длится немногим менее получаса, но он был смонтирован из очень многих кусков, снятых в течение этих трех дней. Работа в эти дни была настолько тяжелой, что я ранее не представлял себе, что подобное возможно. Очень жарким майским днем д-р Джонс и я сидели за столом в библиотеке психоаналитического института и говорили о Фрейде и психоанализе и о жизни д-ра Джонса перед чрезвычайно действующими нам на нервы камерами, осветительными приборами, продюсерами, людьми, отвечающими за интерьер (ответственными главным образом за расположение пепельницы на моем столе), гримерами и электриками. Д-ру Джонсу было 78 лет. Всего за несколько дней до своего приезда в Нью-Йорк он вышел из госпиталя после серьезной онкологической операции; во время перелета он страдал от геморроя. Несмотря на все это, он был неутомим и невозмутим. Во время перерыва на ленч он удалился в комнату, которая была отведена ему для отдыха, а также для того, чтобы он имел возможность принять своего врача, д-ра Шура, который лечил Фрейда в последние годы его жизни. Я попытался воспротивиться его предложению присоединиться к ним, полагая, что ему следует вздремнуть или, по крайней мере, отдохнуть от разговора. Но это не входило в его намерения. Д-р Шур был одним из его старых друзей, а я, как я с удовольствием открыл, становился одним из его новых друзей, и д-р Джонс, несомненно, считал, что разговор был как раз тем, что требовалось в данной ситуации. По-видимому, он согласился прилечь, но вовлек д-ра Шура и меня в оживленную беседу, длившуюся до тех пор, пока нам не пора было снова вернуться к работе. Нет ничего более утомляющего, чем попытка некоторых людей выглядеть свежими и интеллигентными в импровизированной речи перед камерой. Но д-р Джонс обладал другим темпераментом; относительно любого предлагаемого ему предмета для беседы он говорил с превосходной ясностью, прямотой и убедительностью и явно без какого-либо усилия; ему достаточно было говорить о том, что он знал и во что верил, и было ясно, что он получал удовольствие, делая это. В конце каждого рабочего дня д-р Джонс весело отправлялся заниматься любыми общественными или официальными делами, которые его ожидали, а я, едва волоча ноги от усталости, наблюдал за тем, как он идет, с ощущением, будто я познакомился с представителем вымершей расы гигантов.

Когда по приглашению американского издателя д-ра Джонса м-р Маркус и я взялись за подготовку издания биографии Фрейда, которая окажется более доступной для обычного читателя, чем первоначальные три огромных и дорогих тома, я полагаю, мы в достаточной мере осознавали всю деликатность и ответственность данной задачи. Но мы считали, что природа этой книги такова, что мы сможем сократить ее объем без уменьшения широты охвата или понижения ее реальной ценности и статуса, и мы думаем, что так и случилось в данном случае.

Определенные сокращения материала казались нам, безусловно, оправданными. Д-р Джонс крайне тщательным образом документировал свои утверждения и устанавливал достоверность своих источников; обычный читатель не нуждается в столь многих страницах представленного им научного инструментария. Без сомнения, справедливо, что данные хирургических записей о каждой из многих операций на челюсти Фрейда должны быть доступны, но они едва ли будут представлять интерес для большинства читателей. Сама по себе глава д-ра Джонса о первоначальной и оставленной впоследствии теории разума представляет несомненный интерес, однако она резюмирует объяснительным образом все то, что читатель уже узнал из предыдущего повествования. Нечто подобное можно сказать о почти 170 страницах второго тома первоначального издания, в которых д-р Джонс подводит итог и комментирует проделанную Фрейдом к 1919 году работу; но так как его стремление написать эти страницы оправданно в отношении описания нескольких эпизодов интеллектуальной жизни Фрейда, представленных, таким образом, более экономным образом, чем можно было бы это сделать в противном случае, мы сохранили определенные страницы этого обзора, перенеся их в соответствующие части биографического повествования. В третьем томе первоначального издания почти 200 страниц посвящаются д-ром Джонсом «Историческому обзору» работ Фрейда и их воздействию на различные интеллектуальные дисциплины; эти страницы представляют определенный интерес, однако они фактически являются сами по себе книгой, которая имеет отношение к изучению научной значимости трудов Фрейда, но никоим образом не является необходимой для понимания его образа жизни и характера; здесь мы также оставили определенные куски и использовали их, чтобы сделать части повествования более ясными. Письма Фрейда всегда интересны, но нам казалось, что те письма, которые опубликованы полностью или частично в приложениях ко второму и третьему томам, не образуют цельной части биографии. В первоначальном издании много места занимают приветствия и концовки в письмах; мы убрали их, кроме тех мест, которые представляют ценность. Мы сохранили все сноски д-ра Джонса, которые дают требуемую информацию, но сняли отклоняющиеся от темы повествования сноски, кроме тех случаев, когда они представляют особый интерес.

Сокращения такого рода было нетрудно сделать. Трудность, конечно, возникла там, где нам пришлось иметь дело с самим текстом. Мы на собственном опыте убедились в том, что д-р Джонс имел в своем распоряжении много больше доказательств, чем ему действительно требовалось. Кроме своего личного знания Фрейда и событий его жизни, становления психоаналитического движения и лиц, которые в нем участвовали, у него имелось множество подробной информации, которая пришла к нему как к «официальному» биографу, пользующемуся абсолютным доверием: личные воспоминания членов семьи Фрейда, его друзей и коллег и огромная масса писем и других документов. (Сын доктора Джонса пишет, что пришлось полностью переписать первый том после смерти вдовы Фрейда, так как был найден полный чемодан писем.) Биограф, находящийся в подобном положении, довольно удачлив, но также и неудачлив. Естественная жалость определяет его желание сохранить каждый отрывок информации: он чувствует себя обязанным представить все имеющиеся в его распоряжении свидетельства и по возможности обсудить их достоинства. Возьмем лишь один пример. Д-р Джонс приводит воспоминания одной из сестер Фрейда; почти всегда после этого он заключает, что она наверняка ошибается в своих воспоминаниях; нам казалось, что не было надобности включать либо ее воспоминания — которые, независимо от того, правдивы они или нет, не представляют особой ценности, — либо те причины, по которым д-р Джонс считает их ошибочными. И вообще, когда нам казалось, что д-р Джонс добавляет к своим обязанностям биографа обязанности архивариуса, мы избавляли его от принятых им на себя дополнительных нагрузок, чтобы его замечательные способности биографа могли более живо проявляться.