Александр Бондаренко - Милорадович Страница 5

Так писал в «Некоторых чертах из жизни Дениса Васильевича Давыдова» легендарный поэт-партизан, коего мы не раз еще встретим на страницах нашего повествования. В его же «Встрече с великим Суворовым» слова гениального полководца выглядят иначе: «Это будет военный человек; я не умру, а он уже три сражения выиграет!»[44] Как бы то ни было, в год смерти генералиссимуса Давыдов еще только стал юнкером, да и выигранных сражений в его биографии не было — только отдельные стычки с неприятелем…

Итак, «…граф Михаил Андреевич Милорадович родился в год, славный победами, 1770-й, когда Суворов пожинал лавры на полях Оттоманских; а через двадцать восемь лет Милорадович, в чине генерал-майора, уже сопутствовал Суворову в Италии»[45].

Звучит красиво, однако на самом деле все было совершенно не так.

Во-первых, «…год рождения графа Михаила Андреевича по актам неизвестен, хотя за наиболее достоверное мы принимаем 1 октября 1771 года»[46], — указывал известный военный историк, и, действительно, именно 1771 год считается датой рождения Милорадовича.

Во-вторых, Суворов тогда еще ни с какими турками не воевал. «За весь 1770 год ему только дважды — под Опатовым и Наводницею — удалось захватить и разбить жестоко польские банды… Суворов начинает усиленно хлопотать о переводе его в армию против турок… Перевод не состоялся, и Суворову вместо боевых подвигов пришлось заняться устройством карантинов, перекапыванием дорог на своем участке и т. п., в виду появления в тылу главной армии заразительной болезни, вроде чумы»[47]. Так что на Дунае Александр Васильевич оказался только в 1773 году.

Кстати, не лишним будет заметить, что Суворов был произведен в генерал-майоры лишь 1 января 1770 года, когда ему было уже 40 лет. По тем временам достаточно поздно. Хотя его 44-летний друг Андрей Степанович тогда вообще пребывал в бригадирском чине — между полковником и генералом — и сражался с турками, командуя бригадой из Ярославского и Севского пехотных полков.

Неясности с датами рождения казались тогда делом обыкновенным. «Михаил Андреевич родился в 1770 году. По обычаю того времени, он,

Как богатых бар потомок,Был сержантом из пеленок», —

писал в биографическом очерке Николай Семенович Лесков[48]. Ошибившись в дате рождения, великий русский писатель упоминает и не совсем точные по сути слова безвестного стихотворца: по-настоящему богатые баре записывали своих потомков в гвардию. Все дело было в том, что, согласно соответствующему указу Петра Великого, никто не мог стать офицером, не пройдя солдатской службы. Однако вскоре отцы дворянских недорослей придумали записывать своих чад в полки с рождения — а то и еще раньше, так что те, подрастая в своих поместьях, числились на действительной военной службе, получали чины и к совершеннолетию выходили в офицеры. Андрей Степанович записал сына в некий армейский полк, а в какой именно — сведений не имеется. Вообще, о начале жизни будущего графа известно очень мало. Матерью его была племянница белгородского епископа — Мария Андреевна, урожденная Горленко, а родился он вроде бы на Украине. По крайней мере, в формулярном списке штаба Отдельного гвардейского корпуса указано, что Милорадович происходил «из дворян Полтавской губернии»[49].

Рождение сына оказалось для Андрея Степановича счастливым знамением: как раз в эти дни он наконец-то был произведен в генералы, а 22 октября 1771 года фельдмаршал П.А. Румянцев докладывал императрице Екатерине II:

«Того же дня [20 октября] на рассвете генерал-майор Милорадович своими, сперва легкими действиями, служившими к обращению на себя внимания, одержал поверхность над неприятелем при городе Мачине, а 21-го числа, переправившись с корпусом на сопротивный берег, атаковал неприятеля в его Мачинском лагере и, выгнав оного, овладел городом, знатным числом пушек и всем тут бывшим военным снарядом»[50].

Успех был серьезный — «об этой победе императрица Екатерина II даже сообщала в письмах Бьелке и Вольтеру»[51].

Затем, в составленном для государыни обзоре кампании 1771 года, граф Румянцев писал так: «Генерал-майор Милорадович подвигнут был до того наибольшим желанием подать собою пример храброго и преусердного службе офицера, что, изнемогая обложною и жестокою болезнью, стремился однако ж со всею доброю волею исполнить свою экспедицию»[52].

В общем, сын рос, отец воевал, и эти события до определенного времени не имели между собой никакой связи.

Между тем отношения Андрея Степановича с Суворовым, громившим мятежных поляков, оставались самые дружеские, о чем свидетельствуют сохранившиеся короткие письма полководца, подобные следующему:

«Милостивый Государь мой Андрей Степанович.

При отъезде моем цалую Вас! Не забудь меня. Благодарствую Ваше Превосходительство за Вашу благосклонную дружбу. Остаюсь с совершенным почтением

Милостивый Государь мой

Вашего Превосходительства

покорнейший слуга

Александр Суворов»[53].

Вскоре генералы встретились на Балканском театре военных действий и оказались вполне достойными друг друга: «Героями сражения при Козлуджи[54] бесспорно можно назвать Суворова, Озерова[55] и Милорадовича. Поражение неприятеля было полное и, чтобы воспользоваться последствием победы, необходимо было продолжать наступление к Шумле и разбить визиря с остатками его армии»[56].

«В награду за войну 1771—1774 годов Милорадович, между прочим, в день мирного торжества, в силу статуса, получил орден святого Георгия 3-й степени, а кроме того — село Вороньки в Лубенском уезде»[57].

Ну вот, подвиги отца напрямую коснулись сына: это были те самые Вороньки, об украшении и усовершенствовании которых Михаил Андреевич заботился всю жизнь, куда мечтал уехать после отставки, чтобы на покое провести последние годы своей бурной жизни… Не сбылось!

Тем временем карьера старшего Милорадовича уверенно шла по восходящей линии.

«В 1779 году Милорадович произведен был в генерал-поручики и вскоре назначен правителем только что учрежденного Черниговского наместничества, которым управлял более 15 лет и был единственным, так как подобное наместничество существовало сравнительно недолго и было заменено учреждением Малороссийской губернии»[58].

И еще такой момент, который, возможно, является очередной легендой, хотя о нем пишут все биографы графа: