Александр Бондаренко - Милорадович Страница 6

И еще такой момент, который, возможно, является очередной легендой, хотя о нем пишут все биографы графа:

«Чтобы показать, как любил Андрей Степанович Милорадович своего единственного сына Михаила Андреевича, достаточно сказать, что, получив орден святого Александра Невского, он просил императрицу вместо этой награды перевести его сына из армии в лейб-гвардии Измайловский полк. Екатерина согласилась, и Михаил Андреевич был записан в Измайловский полк, а Андрею Степановичу вскоре вторично пожалована была Александровская лента»[59].

Различные просьбы о замене награждения действительно случались, хотя и не часто — несколько реже, чем о них рассказывалось… К тому же государи нередко выполняли просьбу, не отменяя и награды.

«16 ноября 1780 года он зачислен подпрапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк, то есть любимейший полк императрицы Екатерины II, так как измайловцы были первые, по времени, ее сторонники при вступлении ее на престол»[60].

Утверждение насчет любимого полка императрицы весьма сомнительно. Измайловцы, хотя и первыми поддержали мятежную жену императора Петра III — кстати, только потому, что полк ближе всех прочих находился к Петергофскому тракту, по которому следовала в столицу Екатерина Алексеевна, — однако никакого последующего значения в полковой истории этот факт не имел.

Впрочем, более подробный рассказ о лейб-гвардии Измайловском полку и об измайловцах у нас впереди…

«Не находясь еще на действительной службе, юноша Милорадович 4 августа 1783 года произведен в сержанты»[61].

Думается, здесь будет не лишним разъяснить непростую систему унтер-офицерских чинов, существовавших во второй половине XVIII столетия.

«Ближайшими помощниками ротного командира являлись, конечно, все субалтерн-офицеры[62] и все унтер-офицеры… Унтер-офицеры состояли из сержантов, подпрапорщиков, каптенармусов и фурьеров.

Число сержантов в роте находилось в прямой зависимости от числа ее рядов, и их полагалось от трех до четырех, но налицо обыкновенно было всегда не более двух, так как остальные бывали или в отпусках и командировках, или же рапортовались больными. Старший из сержантов в роте выполнял должность, соответствующую обязанностям нынешнего фельдфебеля…

Затем, с 1762 года, по повелению императора Петра III, является в роте фельдфебель, который утверждался в этом звании не иначе, как по выбору Его Величества, а число сержантов в каждой роте было сокращено до двух.

За сержантом в ротном управлении следовал подпрапорщик. До 1730 года всякий унтер-офицер, чтобы достичь звания сержанта, должен был предварительно быть произведенным в подпрапорщики; но с этого года начали производить в сержанты прямо из унтер-офицеров, а подпрапорщика получал лишь тот, кто подавал надежду быть офицером своего полка. При Екатерине II в этот чин производились только дворяне, дежуря и исполняя другие обязанности службы наравне с унтер-офицерами…

На обязанности сержанта лежало обучение чинов роты фронта. По хозяйственной же части прямым помощником ротного командира был каптенармус. Он заведовал ротной амуницией, обмундированием и обувью.

К самому младшему унтер-офицерскому чину можно отнести фурьера. Их полагалось по одному на каждую роту. В строю фурьер исполнял должность жалонера[63], по внутреннему же управлению роты — каптенармуса.

…Когда же в 1762 году эта отрасль перешла в руки каптенармусов, они, наравне с прочими унтер-офицерами, стали как бы помощниками фельдфебеля.

Что же касается капралов, то они хотя и не были унтер-офицерского звания, но считались непосредственными начальниками своей части. Капралов в роте полагалось по числу капральств. Это число в описываемую эпоху менялось от четырех до шести»[64].

Итак, двенадцати лет от роду Михаил стал сержантом славного лейб-гвардии Измайловского полка. При том сын правителя Черниговского наместничества отправился отнюдь не в Санкт-Петербург, где квартировала немногочисленная тогда по своему составу Российская императорская гвардия, но поехал в Европу — получать образование.

«Публичных ученых заведений тогда в России почти не было, был только в Петербурге Кадетский корпус, и в Москве университет, но ни в тот, ни в другой высшее дворянство детей своих не отдавало, основываясь на предрассудке или на некоторых предубеждениях против сих заведений, может быть, и несправедливых… И так почти все дворянство воспитывалось дома, кроме весьма малого числа богатейших, посылаемых в чужие края»[65].

«Сперва обучался он в Кёнигсбергском университете, под руководством знаменитого Канта, потом провел два года в Гёттингене, откуда для усовершенствования в военных познаниях послан родителем в Страсбург и Мец, где особенно прилежал в фортификации и артиллерии»[66].

Спору нет, звучит все это прекрасно. Теперь, по логике вещей, следовало бы рассказать о прославленных учебных заведениях, о знаменитых профессорах и особо об Иммануиле Канте, основоположнике немецкой классической философии, — однако известно, что девять проведенных в Европе лет не оставили в душе и памяти Михаила сколь-либо заметного следа.

«Михаил Милорадович получил образование за границей, но оно было поверхностным и незаконченным»[67], — тактично говорится в дореволюционной Военной энциклопедии.

«Образование его было самое поверхностное; не видно, чтобы где-нибудь он прошел и кончил курс наук основательно. Напротив того, проведя несколько лет за границей, он не усвоил себе даже основательного знания иностранных языков и, впоследствии, особенно любя говорить по-французски, Милорадович беспрестанно делал самые забавные ошибки»[68].

В общем, пушкинское «с душою прямо Гёттингенской» — явно не про него. Но что делать, ежели наша книга посвящена не философу или поэту, а прославленному военачальнику?

Для нас в данном случае гораздо важнее, что «…за границу Михаил Андреевич отправился с двоюродным своим братом Григорием Петровичем, сопровождаемые дядькой или гувернером Иваном Лукьяновичем Данилевским[69]. Это был Академии Киевской студент богословия, который обязался при поездке в Немецкую землю Григория Петровича обучать его катехизису, наблюдать за уроками, преподаваемыми другими профессорами в университетах, и неотступно следить за нравственностью и поведением своего питомца»[70]. Те же обязанности Данилевский, соответственно, выполнял и по отношению к Михаилу.