Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь… - Коллектив авторов Страница 5

Итак, одно препятствие было взято. Следующее было не из легких – найти священника, который согласился бы обвенчать двоюродных. За это грозила ссылка в монастырь на покаяние. Согласился их обвенчать полковой священник, так как он подчинялся не Синоду, а военным властям, но во время венчания должны были подать прошение на высочайшее имя, то есть государю. Если бы государь не разрешил брака, то уже ни один священник ни за что не согласился бы их венчать. Поэтому-то и необходима была одновременность действий.

Волнений было уйма. Венчали в полковой церкви, в казармах[22]. Пройти в церковь надо было через спальни солдат и, помню, с каким любопытством они смотрели на необычайное в казармах событие. Венчание совершалось карьером. Когда вернулись домой, было получено сообщение, что государь разрешил и написал на прошении: «Что Бог соединил, человек да не разлучает». Все вздохнули свободно.

В первый год после женитьбы Рахманиновы жили на Воздвиженке в доме Фаста [23].

Семьянин Сергей был прекрасный, любил Наташу горячо и искренне всю жизнь, и до смерти она была его лучшим другом. Девочек своих, своих «гуленек», он нежно любил и окружил заботой и лаской. Когда девочки выросли и вышли замуж, Сергей в письме к моей маме писал, как грустно ему расстаться со своими гуленьками, но что ничего не поделаешь.

В 1906 году Рахманиновы жили в Италии. По окончании гимназии сестра Оля и я поехали летом к ним. С нами ехала Марина. Жили Рахманиновы в местечке Марина-ди-Пиза на берегу моря. Дом стоял фасадом на море. С одной стороны дома, через улицу, был сосновый лес, за которым была поляна, напоминавшая русский ландшафт. Сюда мы любили приходить и подолгу любоваться близкой сердцу картиной. Из окна спальни было видно море и пляж, где купались. Наташа в то время была больна и не выходила из спальни. Когда мы уходили купаться, она подходила к окну и смотрела на море. Сережа имел обыкновение отъезжать на лодке далеко от берега и там, когда нам, стоящим на берегу, он казался уже черточкой, нырял с лодки и очень долго не показывался на поверхности. В этих поездках нередко принимали участие и мы. Временами бывало страшно. В такие моменты Наташа сходила с ума от страха, а когда мы возвращались, сердилась на нас, возмущалась, что мы позволяем Сереже делать такие опасные глупости, и умоляла его не повторять эти нырянья. Сергей отмалчивался, но при очередном купанье с лодки нырять не переставал.

Однажды, купаясь, я заплыла очень далеко и, устав, хотела встать, а дна-то нет и сил уже нет. Окунулась с головой, вынырнула, глотнула воздух и громко засмеялась – от страха, верно. Слышу голос Сережи:

– Чему ты смеешься?

Я лишь успела ответить:

– Тону! – и снова под воду. Сначала Сережа думал, что я шучу, но, увидав, что я нырнула с головой, и зная, что мы волосы не купаем в море, понял, что это не шутка, и, хотя был далеко от меня, вероятно, прыгая, как дельфин, доплыл до меня. Я еще кое-как держалась, то окунаясь, то выскакивая. Он схватил меня за подбородок и вытащил на мелкое место. На берегу, здорово отругав, категорически запретил мне заплывать дальше определенной черты. Обычно, если купающиеся заплывали за эту черту, baigneur[24]свистел, запрещая плыть дальше, но на нас, русских, он «махнул рукой», зная, что все равно ничего не подействует.

Отвлекаясь в сторону, хочу сказать, что Сергей был разносторонним спортсменом: он отлично греб, плавал как рыба, ездил верхом и прекрасно бегал на коньках. Был с ним такой случай: однажды он давал концерт в Варшаве. Тогда там жила его двоюродная сестра А.Г. Жуковская. Ехали они в карете на концерт, и пришлось проезжать мимо катка. Слышна была музыка, горели яркие фонари, и катающиеся легко скользили по льду. Сергей залюбовался и вдруг предложил: «Давай побегаем!!!» – и готов был уже остановить экипаж и бежать на каток. С трудом Аня отговорила его от этого безумного желания.

Вернемся, однако, к событиям нашей жизни в Италии. По вечерам, когда спадала жара, на улице появлялись уличные музыканты: женщина и мужчина, а маленький длинноухий ослик вез механическое пианино, к которому была прилажена люлька с ребенком. Время от времени они останавливались, женщина заводила пианино, а мужчина в цилиндре и с тросточкой пел и приплясывал. В их репертуаре была очень мне нравившаяся полька. Впоследствии, когда я услышала впервые «Итальянскую польку» Сережи, передо мною встала картина: яркое небо, синее море, ослепительно белая улица и уличные музыканты с осликом, покорно ждущим, когда надо будет ехать дальше.

Около дачи была кондитерская Базеля. По вечерам Базель выставлял на тротуар столики, и публика приходила и ела здесь мороженое. И мы выходили и сидели около своего подъезда. Однажды за столиком рядом с нами сели две дамы и один мужчина. Слышим, дамы говорят по-русски. Сергей съежился, и мы, не говоря ни слова, поняли, что нужно скрыть от соседок, что мы русские. Несмотря на прекрасный вечер, веселый разговор публики, сидящей за столиками, мы были мрачны и молчаливы. Вдруг в окно спальни высовывается Марина и во весь голос кричит: «Сергей Васильевич!..» – но выразительная мимика Сергея лишает ее дара слова, и она быстро скрывается, а мы как по команде, вскакиваем и скрываемся в подъезде. Странное впечатление должно было произвести наше нелепое поведение, что могли подумать о нас сидевшие рядом с нами русские? Может быть, им пришло на мысль, что нас окружает какая-нибудь тайна, что мы скрываемся… Возможно. Для тех, кто не знал хорошо Сергея, конечно, непонятно было иной раз его поведение. И такие люди имели полное право считать его нелюдимым, суровым и неприятным. И как бы они удивились, если бы увидели его в домашней обстановке.

До приезда Марины у Рахманиновых жила кухарка Marie. Забавно было смотреть, как она, сидя перед плитой, веером раздувала угли. Она была очень довольна, что работает у «знаменитого русского музыканта», и, «наслаждаясь музыкой», как она говорила, не забывала писать потрясающие счета. Когда Наташа, доведенная этим до отчаяния, сказала ей, что она слишком дорого платит за курицу, Marie, округлив святые глаза и взмахнув руками, только и сказала:

– Signora mia, non so![25]

Сергей, присутствовавший при этом разговоре, очень смутился и просил Наташу оставить ее в покое.

– Ведь приехала Марина, и Marie скоро уйдет.

Марина избавила нас от ужасной стряпни Marie, от ее «кошачьих печенок», как мы называли ее лангеты. А когда Марина впервые поставила на стол миску с русскими