Петр Беляков - В прицеле Бурый медведь Страница 5

Из степи мы возвращались с песней:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна...

Навстречу двигалась колонна. В строю шли красноармейцы с голубыми петлицами, все в новом обмундировании, отягощенные оружием. Это уходил на фронт батальон 34-й гвардейской стрелковой дивизии, передовые части которой уже вели бои на рубеже Красный Худук, Халхута. Мы знали, что дивизия сформирована в основном из десантников, и с уважением смотрели на бойцов.

В первой шеренге шагал рослый гвардеец, плотно прижимая к плечу ремень снайперской винтовки. Поравнявшись с нами, он широко улыбнулся, приветливо помахал рукой.

- Эгей!.. Коллеги! Удачного выстрела вам!

- Ни пуха ни пера! - ответили мы.

Лицо снайпера мне хорошо запомнилось: продолговатое, с крупным широким носом. Не знал я тогда, что именно этот парень станет известным снайпером Сталинградского, а затем Южного фронтов и судьба свяжет меня с ним.

Первая благодарность

День выдался пасмурный. Со стороны калмыцкой степи подул холодный ветер, неся с собой терпкий запах застоявшейся полыни.

- Портится погодка, - замечает лейтенант Штанов и, обращаясь к нам, продолжает: - Смотрите не осрамитесь перед комбригом. Главное - спокойствие, выдержка. Действовать так, как учились. Пулю шлите сердцем, с верой в попадание. Цель разите с первого выстрела. Но и не торопитесь.

Подъезжает легковая машина. Комбриг Булгаков проворно ступает на землю, снимает с плеч бурку и передает шоферу. К машине направляется лейтенант Штанов, но комбриг машет рукой:

- Начинать! - И берет в руки бинокль.

Я и Спесивцев ложимся в заранее вырытые неглубокие окопчики и припадаем к окулярам. "Попади! Попади!" - подбадривает сигнальная труба.

Мишени комбинированные. Вначале - бегущая, затем где-то впереди с правой или левой стороны должна появиться грудная.

Первым по договоренности стреляю я, затем Спесивцев.

Проходит пять, десять минут, а цели не появляются.

- Что случилось? - спрашивает комбриг.

- Связь прервалась, - поясняет хрипловатым голосом капитан, ответственный за стрельбы. Он, наверное, переживает больше всех. Но вот повторно играет труба: "Попади!"

А мишеней по-прежнему не видно. Устает от напряжения рука. От встречного ветра слезятся глаза. Плохо! "Неужели промажу?" - сверлит голову мысль.

- Что случилось? - снова спрашивает комбриг.

- Веревки от тележки в кустах запутались, - виновато докладывает капитан.

- Тьфу! - выругался комбриг.

Но в это время в пятистах метрах задвигались черные фигуры.

Произвожу три выстрела подряд. Слева неожиданно выглядывает грудная мишень. Неторопливо переношу на нее прицел, стреляю. А мысль неотступно контролирует: "Все ли сделал как надо? Кажется, все!"

И вот уже к ногам Булгакова кладут щитки.

- Попадания отличные, - довольно произносит комбриг. - Снайперу Белякову объявляю благодарность.

Так я получил первую благодарность за успехи в службе.

Стрельбы закончились. Это был первый в истории бригады выпуск снайперов. К вечеру мы вернулись в свои роты. Лейтенант Туз зачислил меня и Спесивцева в так называемую ячейку управления роты, куда кроме нас входили старшина, связной и ординарец.

В полдень 19 ноября состоялся митинг. Нам объявили о том, что войска Красной Армии под Сталинградом перешли в решительное наступление, прорвав оборону противника.

Долго не смолкало "ура!".

20 ноября перешла в наступление и наша 28-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко. В районе Халхуты по фашистам нанесли удар гвардейцы 34-й стрелковой дивизии генерал-майора И. И. Губаревича, бойцы 152-й стрелковой бригады полковника В. И. Рогаткина.

Теперь дело за нами.

Марш на Халхуту

Третий день, делая лишь короткие привалы, шагают батальоны. Двигаются туда, где враг, - в широкую калмыцкую степь. Перед Халхутой марш был особенно изнурительным. Холодный ветер бросал в лицо перемешанную с песком снежную крупу. Серая, неприглядная, томящая человека степь уходила за горизонт. Что-то неведомое крылось за этой далью. Под порывами ветра таинственно посвистывал ковыль, будто поторапливая нас, а может, предупреждая о близком жестоком сражении. Попробуй узнай! Думалось о былинных русских богатырях, которые вот так, как и мы, шли Диким полем на битву с кочевниками. Шли либо победить, либо умереть со славой за свою родную землю.

Форсированный марш дает о себе знать. Усталый, я охотно принимаю предложение сержанта - сажусь на подводу, запряженную быками. Ездовой, пожилой уже боец, смотрит на мою винтовку, тяжело вздыхая, спрашивает:

- Снайперская?

- Да, - отвечаю.

- Это хорошо. Бить их надо умеючи, с понятием. Фашист - он коварный, хуже зверя.

Ездовой располагает к себе, хотя и не весел, то и дело вздыхает. Должно быть, нелегко на сердце у солдата перед боем! Хочется сказать ему что-то теплое, ласковое.

- На быках не с руки воевать, - замечаю сочувственно.

- Ничего, - откликается ездовой и даже шутит: - Телега развалится дрова будут, бык свалится - мясо.

Я спрыгиваю с подводы, догоняю свою роту. Теперь шагается бодрее, легче. Вспоминается брат Григорий. Я часто думаю о нем. Как он погиб? Какой немец убил его? Доведется стрелять в фашиста - не промахнусь!

Уже на марше к нам прибыл Тимофей Селютин - только что призванный в армию политработник. Он заменил политрука, который заболел и лег в госпиталь, побыв в роте всего две недели. Селютин - человек образованный, начитанный. Он сумел сразу же завоевать авторитет у личного состава. Из его бесед на привалах мы узнавали о ходе боев под Сталинградом. У бойцов накопилась уйма вопросов, и политрук охотно на них отвечал. От Селютина мы узнали, что нам придется сражаться с 16-й немецкой моторизованной дивизией, имеющей звериную кличку "Бурый медведь"; этой кличкой окрестили сами себя солдаты дивизии - отпетые фашистские головорезы, - а командует ими гитлеровский генерал Шверин.

- Непорядок это, - с усмешкой заметил Спесивцев, - никогда в калмыцкой степи не водились медведи - ни бурые, ни белые. И вот на тебе, объявились. Придется их перебить.

- А эти похлеще, чем медведи в натуральном виде, - заметил один из красноармейцев. - Вооружены до зубов.

- Дадим по зубам, - ответил Спесивцев.

- Шире шаг! - раздалась команда.

И живее заколыхалась ротная колонна. Изменчива погода в калмыцкой степи. Только что била в лицо колючая снежная крупа, а тут вдруг потеплело, и снег падает хлопьями, хлюпает месиво под ногами. Не видать ни дороги, ни чабанской тропы.

- Далеко еще? - то и дело спрашивают притомившиеся бойцы.

- Далеко, - подтверждает командир роты лейтенант Туз, а сам мерит степь широченными шагами. Поглядишь на него - и завидно становится: словно всю жизнь ходил он, не зная устали, по бескрайним калмыцким степям.