Александр Штейнберг - Шведская Жанна д’Арк. Ингрид Бергман Страница 5

Селзник был явно озадачен таким поворотом событий, об этом свидетельствовало количество поглощаемой еды. Потом он отхлебнул из большого стакана и сказал:

— Ну хорошо, решим это утром. А сейчас я хочу сказать, Ингрид, что нам нужно с вами поработать. У вас слишком широкие брови, нужно поменять зубы, нос, губы… Так что готовьтесь изменить свой имидж.

И тут настал черед Ингрид сказать все, что она думает по этому поводу.

— Видите ли, мистер Селзник. Я не думала, что вы покупаете кота в мешке. Я надеялась, что вы видели меня в «Интермеццо» и представляли себе, как я выгляжу. Кей мне сказала, что вам все понравилось. Теперь, оказывается, вы должны полностью изменить мой имидж. Я на это не соглашусь. Я такая — какая есть с моими бровями, моим ртом и зубами, и такой я останусь. Я предпочитаю отказаться от чести сниматься в ваших фильмах. С первым же поездом я возвращаюсь домой.

Пожалуй, это был первый случай в жизни знаменитого голливудского режиссера Дэвида Селзника, когда начинающая актриса из далекой европейской страны, о существовании которой не подозревали многие американцы, не приняла его условий. Наступила пауза. Они сидели в огромной кухне за столом, заваленным едой, и молча смотрели друг на друга.

Селзник перестал есть и вдруг сказал после минутного молчания:

— У меня возникла идея. Она мне кажется любопытной. Во всяком случае, никто в Голливуде этого не делал. Мы ничего не будет менять. Ингрид Бергман остается сама собой, вот такой как она есть. Она будет первой «естественной» актрисой. Завтра утром я сам отдам распоряжения в гримерный цех.

— Мы должны убрать вот эти морщинки и еще эти, вокруг глаз и сузить брови, затем отправить мисс Бергман к дантисту и стилисту, затем…

Глава гримерного цеха отдавал распоряжения, их старательно записывали его сотрудники, а репортеры и журналисты щелкали камерами, готовя новый материал для страниц голливудской хроники. Работа была в самом разгаре. Растерянная Ингрид сидела в высоком кресле под яркими лампами. Дэвид Селзник взорвался гневной тирадой:

— Я же сказал: не трогать, ничего не трогать. Все оставить как есть. Если исчезнет хоть один волосок из ее бровей, вы будете отвечать, — обратился он к шефу гримерного цеха. — Никаких фотографий, съемок, информация для газет закрыта. Это ясно?!

Дэвид был в гневе. Репортеры сразу же покинули помещение, яркие лампы погасли, Ингрид благодарно посмотрела на Селзника. На следующий день были экранные пробы, они понравились руководству студии, Ингрид одержала свою первую победу.

WELCOME TO HOLLYWOOD

Вечером Айрин и Дэвид Селзники устроили прием в честь Ингрид, были приглашены все знаменитости. Ингрид восхищенно смотрела на них, ставших живой легендой Голливуда: хозяев приветствовал Кларк Гейбл, затем пришел Кэри Грэнт, Айрин дружески расцеловалась с Джоэн Беннетт, Гэри Купер и Дэвид Селзник обменялись дружеским рукопожатием, похлопав друг друга по плечу.

Ингрид сидела в кресле, боясь шелохнуться. К ней обратился немолодой седой господин: «Чувствуете ли вы себя комфортно?» Ингрид восторженно ответила: «Я как в сказке. Не могу поверить своим глазам — вот пришла Норма Шерер, а это — Клодетт Колберт, не могу поверить, что нахожусь среди них».

«Да, сегодня они не знают вас, но поверьте, настанет час, когда на вашем месте будет сидеть новоприбывший в Голливуд и восторженно шептать: «Смотрите, вот пришла Ингрид Бергман», — мы все прошли этот путь». Позже Ингрид спросила Айрин имя этого любезного господина. «О, это Эрнст Любич, знаменитый кинорежиссер», — ответила Айрин, — ты еще будешь сниматься в его фильмах».

Однако Голливуд не был бы Голливудом без злых языков, едких комментариев, ядовитых сплетен. Вечер у Селзников не был исключением. Пока Ингрид в своем нарядном платье, которое она купила в магазине подержанных вещей, восторгалась обществом знаменитостей, гости, собравшись у бара, злословили:

— Селзник выписал себе из Швеции большую здоровую корову. Посмотрите на нее — она так и пышет румянцем — интересно это макияж или их так откармливают в Швеции?

— Если Дэвид хотя бы отдаленно думает, что эта корова может стать второй Гарбо — он жестоко просчитается. Держу пари на тысячу долларов — этого не случится.

— А посмотрите на ее рост! Как можно играть в кино — для нее же невозможно найти партнера!

— А я ставлю еще тысячу баксов, что она дальше роли шведской массажистки или прачки не пойдет, ее не возьмут даже в малобюджетный фильм!

— Ха‑ха, добавьте к тому же еще полное отсутствие английского языка и этот ужасный европейский акцент.

Дэвид, услышав эти разговоры, буквально взорвался от охватившей его ярости. Хорошо, он согласен на пари и может его удвоить, нет, утроить — он уверен что в течение года сделает из Ингрид звезду.

Конечно, это не произошло за год, да и спорившие давно забыли о своем пари, но Ингрид активно взялась за работу. В первый же понедельник Дэвид представил ей Рут Робертс — приятную молодую женщину. Он сказал: «Это — твой учитель английского языка. Даже больше. Теперь вы будете вместе жить, есть, совершать покупки, Рут будет твоим первым советчиком, слушайся ее во всем. У тебя должен быть ее акцент, ее интонация».

Так началось погружение Ингрид в американскую жизнь, в жизнь Голливуда. Было очень сложно, временами хотелось все бросить и опять уехать в свою безмятежную жизнь, к Петеру и Пиа. Но начинался новый день, а с ним — новые заботы, новые проблемы. К своему удивлению, Ингрид узнала, что Рут тоже шведка, но она сказала Ингрид об этом намного позже. Как‑то, в процессе урока, Ингрид, потеряв надежду правильно произнести трудное английское слово, сказала Рут: «А ты могла бы выговорить», — и тут последовало длинное шведское слово. К ее удивлению, Рут произнесла его безукоризненно. «Как это тебе удалось?» — Ингрид была немало удивлена. И тут Рут призналась в своем шведском происхождении. Они стали настоящими подругами. Кэй, Рут и Айрин Селзник дружили с Ингрид десятилетиями.

Дэвид Селзник был в восторге от своей шведской актрисы. Он впервые встретился с такой творческой самоотдачей. Ингрид не считалась со временем, она настаивала на том, чтобы работать поздно, никогда не требовала новых туалетов, сама переделывала костюмы, в которых снималась, была пунктуальна и исполнительна — словом — это было «настоящее сокровище», — как называл ее Дэвид.

«Две шведки для Голливуда — это чересчур», — писала ядовитая светская сплетница Луэлла Парсонс. Ингрид не претендовала на титул «шведки номер один», отдавая этот почетный титул Грете Гарбо — «божественной Гарбо» как ее именовала пресса.