Анатолий Виноградов - Стендаль Страница 5

На суде в качестве подсудимых фигурировали Роган, Калиостро, Олива. Кардинал был оправдан. Калиостро, устроивший всю эту историю и похитивший ожерелье, вышел из парижского парламента с гордо поднятой головой. Вечером дом кардинала был иллюминирован, а Париж распевал веселенькие песенки по адресу королевы, прозванной «госпожой Дефицит», ибо чудовищную покупку бриллиантов и Париж и провинции приписали Марии-Антуанетте.

Тяжелое экономическое положение страны, острое недовольство народных масс и буржуазии усиливали во Франции могучее идейное, философское движение энциклопедистов; это движение подготовляло общественное сознание к неизбежной революционной ломке всего прогнившего феодального строя.

Буржуа развивали промышленность, двигали науку и технику, были учеными, инженерами, саперами на войне, строителями дворцов — тем сильнее они чувствовали унижение от своего бесправия. Капля по капле наполнялась чаша их терпения, особенно когда философ из среды самой аристократии барон Гольбах в достаточной степени разоблачил систему дворянского и церковного лицемерия в книгах «Священная зараза», «Разоблаченное христианство», «Система природы».

Еще раньше Ж.-Ж. Руссо признал за всяким человеком «естественные права на развертывание всех сил и способностей» и звал человека «вернуться на лоно природы», в лоно естественных отношений. Руссо полагал, что когда-то люди для защиты от грозных и сильных явлений природы путем сговора сформировали общество и общественный договор на заре человеческой истории объединил всех в большое братство. «Все рождаются прекрасными и чистыми из рук творца, и все портится под влиянием дурного общественного строя. Люди испортили общественный договор, забыли его». Они разучились хорошо воспитывать детей и друг друга. И вот возврат к правильному воспитанию чувств и есть то, что необходимо теперь для человека.

Руссо написал «Эмиля» — книгу о воспитании. Он полагал, что достаточно было бы применить опыт хорошего педагога, чтобы новому человечеству были привиты новые чувства. Руссо не видел перед собою тех железных перегородок, какие существовали между отдельными классами общества, когда труд одних давал наживу другим и никакое воспитание не могло заставить помещика лишиться жизненных благ, обеспечиваемых даровым крестьянским трудом.

Дидро, Даламбер, Вольтер, Монтескье, Бюффон, Гельвеций, Рейналь, Морелле, Гольбах, Кондильяк, Мабли, Лагарп, Гримм, Кондорсе и Жан-Жак Руссо приняли решение «объединить знания, рассеянные на поверхности земли, изложить их в общей системе для людей, с которыми мы живем, и передать эти знания людям, которые идут за нами в качестве наших потомков, дабы наши потомки стали образованнее, добродетельнее и счастливее, дабы мы сами могли умереть в сознании исполненного перед человечеством долга».

Такова была широкая программа энциклопедистов. Так назвали их за то, что они эту программу захотели осуществить в форме «Энциклопедии», или «Словаря наук, искусств и ремесел». Они выпустили первый и второй тома, и разразилась буря. Иезуиты, увидев во вновь образованном научном обществе громадную опасность, выдвинули обвинение, что энциклопедисты распространяют неверие. На это Дидро ответил, что авторитет церкви поколеблен любовными приключениями и воровством духовенства.

Полемика довела до требования властей прекратить печатание «Энциклопедии». Дидро захотел перенести печатание «Энциклопедии» в Берлин, но Вольтер, в достаточной степени знакомый с королевской властью в Пруссии, вовремя заявил, что в Пруссии все-таки больше штыков, чем грамотных людей. А что касается «мудрых Афин» (Берлин), то осколок этой мудрости можно еще найти в самом кабинете циничного и ни во что не верящего короля Фридриха, но этим только и ограничивается сравнение столиц Пруссии и Эллады…

С большим трудом в 1756 году вышло продолжение «Энциклопедии» до VI тома. В 1758 году Гельвеций выпустил свой замечательный трактат «Об уме». Иезуиты добились того, что правительство не только воспретило распространение книги Гельвеция, но и запретило печатание последующих томов «Энциклопедии».

Успех «Энциклопедии» был громаден. Несмотря на требования полиции, получившей списки подписчиков, представлять полученные тома, несмотря на возвращение этих томов из полиции с вырезками и новыми наклейками, «Энциклопедия» получила громадное распространение, и значение ее было колоссально. Она была идейным «артиллерийским дивизионом», который разрушил подступы к самым главным крепостям феодальных привилегий; она суммировала недовольство третьего сословия против аристократии и королевской Франции.

Иезуиты пробрались в типографию и, скинув рясы, превратились в наборщиков и корректоров и целыми страницами подменяли тексты Дидро и Даламбера собственными измышлениями, оправдывавшими римского папу и католическую церковь. Этим ручейком грязи они не в состоянии были засорить океан свежей воды, в котором купалось сознание молодого, познающего свои силы третьего сословия. Дидро временно заболел душевным расстройством, ибо внезапный переход от его собственных мыслей в статьях, им подписанных, к иезуитскому вздору и мракобесию произвел на него впечатление галлюцинаций.

Дело было сделано. «Энциклопедию» читали даже те, против кого она была направлена. Мы можем видеть в Лувре портрет одной королевской любовницы, которая приказала изобразить себя одному из лучших художников Франции в оригинальном виде: она локотком опирается на книжки самого революционного содержания, судя по кожаным корешкам изображенных книг.

Аббат Сийес написал брошюрку на тему о том, «Что такое третье сословие?». Он перечисляет все богатые свойства этих людей, обладающих инициативой, повышающих значение ремесел и искусств, организаторов науки. Третье сословие, однако, ничто в глазах короля. Чем оно хотело бы быть? Всем — отвечает Сийес[3]. Руки коротки — отвечало дворянство. От бога установлены привилегии древнему рыцарству, и нет божьей воли на то, чтобы безродные люди становились украшением престола и церкви, — отвечало духовенство. «Относиться к Монтескье, Вольтеру, Дидро, Гельвецию, Даламберу и Руссо как к общественным отравителям», — таков был единодушный приговор правящей Франции.

Гримм писал: «Дело дошло до того, что в настоящее время нет ни одного человека, занимающего казенное место, который не смотрел бы на успех философии во Франции как на главный источник бедствий государства. Поражение флота и армии, голод и неурожай в стране приписываются философии, которая погасила военный дух, слепое повиновение авторитету церкви и короля. Философы — главная угроза законному режиму Франции».