Борис Львов-Анохин - Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания Страница 50

Сегодня утром, например, она взяла ковшик, в котором был кофе и, прежде чем налить в свою чашку этот живительный напиток, она обильно полила хлеб и булку, стол, табуретку, пол и потом уже попала каким-то чудом в свою чашку.

На все это она сказала добродушно и задумчиво:

— „Дурочка из переулочка“.

А когда я, вытирая пол тряпкой, обратила внимание на какие-то странные, плохо смывающиеся пятна и поделилась с ней своим недоумением по поводу их происхождения, она быстро и весело сказала:

— Так это же грязь! Все правильно!

На этом я ушла на работу, а она должна была сварить кофе своему любимому и подогреть гречневую кашу на пару. Что-то будет?!»

«Как хорошо быть собакой, когда хозяин выводит утром погулять! Дворники — спят! Пенсионеры тоже еще не раскачались — еще кряхтят дома. Никто на нас не орет и не ругает нас „собаками“! А встречи с любимыми! А визг и лай! Что может быть лучше! А помочиться на кустик! И одно непонятно: почему нельзя понюхать потом — вежливо, для знакомства — лужицу от другой собачки? Почему хозяин говорит „фу“! Сам-то целуется с хозяйкой и, кстати сказать, не только с хозяйкой! Я же молчу и виду не показываю! Странный народ — люди! Но хозяин у меня все-таки очень хороший человек, и хозяйка моя — тоже прекрасная женщина, поэтому я их не буду огорчать напрасно и ничего им даже по секрету не пролаю! Пусть себе думают, что они счастливы!

Ну, хватит о человеках! Вон бежит моя любимая беленькая, визжит и лает — сейчас помочимся… и домой!»

«Звонила утром Шкловским. Тихий голос Симы — почти плачущий — испугал меня, и я с замиранием сердца спросила: что случилось?

Оказывается, плохо покрасили переднюю — слишком в коричневый тон вместо бордо! И кабинет Вити покрашен не очень хорошо!

Всего-то! И старый человек, перенесший так много страшного в жизни, до слез этим огорчается!

Давайте стремиться к тому в нашем маленьком государстве, чтобы не огорчаться по пустякам и всякие мелкие неполадки и неприятности встречать с юмором. Ну а большие неполадки… с еще большим юмором!

Таких материалов у меня было несколько, а один из них был очень грустный. Когда Олег «загулял» и мы с Лизой очень беспокоились, я написала ему в нашу газету

Когда в стране несчастье, народы сплачиваются и стойко пытаются пройти вместе сквозь горе и лишения. Но народ должен верить! Без веры народ разбегается кто куда, кто во что горазд — все приходит в упадок, начинаются бунты, перевороты, наступает анархия — мать беспорядка!

Народ нашего маленького-маленького государства обращается к своему правительству с призывом не обижать себя и свой народ! Жизнь главы государства, его здоровье, ум, красота — это благополучие его народа!

Таким образом мы «объяснялись». Помню, например, когда Олег опять же «загулял» и мы его ждали до поздней ночи, я задала ему один-единственный вопрос, когда он наконец пришел:

— А в лифте можно спать?..

На что он утром (опять-таки через газету) ответил:

Если в лифт поставитьКруглую кровать,То вполне возможноИ в лифте спать!

Вообще, у Олега тоже было несколько очень хороших заметок. К сожалению, они не сохранились. Зарисовок его я не помню совершенно. Помню только, что это не касалось ни нас, никого. Просто какие-то его раздумья, тоже с юмором, и он их прикреплял, но делал это редко. Было несколько его «микроминиатюр» вроде вот такой:

Кто я ――― Личность удивительная!Кто ты ――― Сосуд ума и красоты!Кто вы ――― Динозавры вы!

Он написал несколько таких коротеньких, очень симпатичных вещей. И всегда, когда Олег приходил домой, он смотрел: что есть новенького на «газетной стене», на этом листе. И всегда очень хорошо принимал все эти заметки, монтажи и распечатки. Кроме «Открытого письма»: он прочел его и ничего на это не ответил. Он промолчал, потому что ну что ж ему было ответить?.. Заверять он нас ни в чем не мог…

Конечно, больше всего «работала в газете» я. Но и Олег все-таки частенько блистал своим юмором. Однажды я увидела на стене такой «анонс»:

В кинотеатрах:

„Не промахнись, Авдотья“ — совместный русско-саксонский фильм. В основу фильма положен документальный факт об изобретении простой русской женщиной саксонского фарфора.

„Мокрые спины и потные ноги“ — кинокомедия. Производство Одесской киностудии.

„У лужи“ — художественный фильм. Производство Рязанской киностудии детских и полувзрослых худфильмов.

„Тень на плетень“ — психодетектив. Совместно-иностранный детективно-художественный фильм. Производство киностудии Ленфильм.

В концертном зале „Именинный“ на будущей неделе выступает певица Идиты Наху и вокально-инструментальный ансамбль под управлением не ее мужа.

В цирке — новая программа: „Погляди вокруг себя — не плюют ли на тебя“. Весь вечер на манеже!

В спортивном зале им. Мичурина соревнования по вольной борьбе мнений.

На улицах вы можете также заглянуть в любое окно!»

Потом он собрал как-то очень похожие, смешные названия фильмов, выписал их прямо подряд. Из одних этих названий получился текст — такой бред собачий!

Газета эта не от радости появилась. Она возникла оттого, что мы — все трое — были, в общем, не те люди, которые выясняют свои отношения так: «Вот ты пришел поздно!», «Ты пришел такой-сякой!». Ни Олег, ни Лиза, ни я не любили этих «выяснений». И эта газета нам помогала! То есть мы могли высказать что-то в литературно-юмористической форме. И это до Олега доходило, ему это нравилось больше, чем если бы мы просто в лоб предъявляли ему какой-то «ультиматум», или там недовольство, или еще что-то. А так он это воспринимал. В этом было наше спасение и наше привыкание друг к другу, потому что первый год был очень тяжелый. Олежечка совершенно не понимал, что такое семья, он не понимал, что нужны деньги, что нужно принести зарплату. Иногда он вдруг приходил без денег, и Лиза его спрашивала:

— А ты не получил зарплату?

— Я получил, но одолжил…

А мы сидели «без копья». И опять же никогда не было такого, чтобы на этом факте выходила какая-то сцена. Нет! Но об этом тоже потом что-то мелькало в газете.

Как-то они с Лизой купили ему в магазине чудный чешский плащ, и Олег в нем ушел по делам… В ту ночь он попал в вытрезвитель и пришел домой в шесть часов утра, заплатив там какие-то деньги. Пришел без плаща, без хороших наручных часов, без… Словом, он попал в руки каких-то подонков, которые напоили его, а в таком состоянии он уже терял представление о том, с кем имеет дело. Недаром он в своем дневнике пишет, что все эти страшные «сволочи-друзья» окружают его в такие моменты и он ничего не может сделать. Лиза на все это сказала: