Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома Страница 50

Преодолевая препятствия на пути всего этого, я понял, что мне придётся бороться с частью членов Американской медицинской ассоциации, которая не желала признать физиотерапию достойной уважения отраслью медицины. Весной 1957 г. я с особым удовлетворением узнал, что Американская медицинская ассоциация представила к награде за выдающиеся заслуги Генри Вискарди-младшего именно за его вклад в физическую реабилитацию людей. Вискарди, родившийся без ног, помог восстановиться многим пациентам с физическими увечьями, вернуться к активной деятельности. Моему отцу пришлось начать долгую борьбу, но в конце концов медицинская профессия смогла преодолеть все препятствия.

Но вернёмся в лето 1900 г. Помощь отцу в том, чтобы сделать его работу более плодотворной, принесла мне большое удовлетворение. Однако помощь другим людям не даёт возможности заполнить пустоту внутри самого себя. Человек живёт полнокровной жизнью, только если сам совершает достойные поступки. Я чувствовал себя неудовлетворённым тем, что мне приходится только делать деньги. Кроме того, я понял, что давать деньги на полезное дело, пусть это и является шагом в нужном направлении, не может принести столько же удовлетворения, как если бы я сам делал что-то приносящее пользу людям.

И всё же я ничего не предпринимал в ответ на свои терзания и чувство неудовлетворённости до тех пор, пока они не стали мучить меня с новой силой чуть больше года спустя на торжественном ужине в «Уолдорфе». Мероприятие проводилось в честь президента компании «Дайамонд мэтч» Барбера по прозвищу Привет.

После холодных закусок был приготовлен стол для игры в баккару. Банк держали партнёр Гейтса на скачках за кубок Гудвуда по лошади Роял Флэш Джон Дрейк и занимавшийся недвижимостью Лоял Смит. Мы заняли места и прикупили фишки. Самый дешёвый номинал имели фишки белого цвета. Они стоили по 1000 долларов за штуку.

Гейтс играл напротив меня. Через несколько кругов со ставками 2, 3 и 5 тысяч долларов он стал называть нас слабаками и поднял ставку. За ним последовали Гарри Блэк и Хадди Хадсон, которые поднялись до 25 тысяч долларов. После этого Хадсон отказался продолжать взвинчивать ставки. Я видел, как Гейтс начинает зарываться, и установил для себя предел в ставках в 5 тысяч долларов. Моя осторожность передалась ещё двум гостям – Хью Уоллесу, позднее ставшему послом во Франции, и Уиллису Маккормику.

Это вызвало раздражение у Лояла Смита, которому пришлось выплатить выигрыш, а также возместить потери в банке.

– Я не могу отдуваться за вас, трусы, – заявил он. – Вам придётся вносить деньги и платить за себя самим.

Ставки в игре продолжали расти: 50, а потом и 75 тысяч долларов.

Что же превращает обычные ставки в бесшабашную азартную игру? Одним из факторов является отчаяние проигравшей стороны. И снова я видел, как бег удачи ударяет некоторым в голову и заставляет думать, насколько больше он сможет выиграть, если поднимет ставки. Но в той игре не было ни тех, кто по-крупному проиграл, ни тех, кто выиграл значительную сумму денег. В течение всего вечера игра шла на удивление ровно и для тех, кто рисковал по-крупному, и для тех, кто ставил по маленькой. Все то выигрывали, то проигрывали, и никто не мог вырваться вперёд.

Возможно, именно незавершённый характер игры в конце концов надоел Гейтсу. Как бы то ни было, он вынул две жёлтые фишки стоимостью 50 тысяч долларов каждая. Банк принял ставку. Другие игроки тоже подняли ставки, но я ограничился установленным лимитом и поставил пять фишек по 1 тысяче долларов.

Я впервые в жизни видел, как кто-то решил рискнуть в карточной игре суммой в 100 тысяч долларов. На минуту я задумался, действительно ли речь идёт о реальных деньгах. Но, увидев лица Дрейка и Смита, понял, что ставка была реальной.

Гейтс всё ещё не был удовлетворён. Он бросил на стол четыре жёлтые фишки. Банкиры, посовещавшись, решили принять ставку. Никто не сделал попытки её удвоить. Теперь, когда на кону стояло 200 тысяч долларов, все мы струсили. Гейтс сделал ещё несколько таких ставок, и всё только для того, чтобы снова убедиться, что игра идёт ровно.

Тогда он собрал все свои фишки, сложил их вместе и быстрым движением разделил перед собой на две одинаковые стопки. Одну стопку он оставил у себя, а вторую положил на таблицу, на которой играл я. В каждой стопке было по десять жёлтых фишек, итого в игре оказался 1 миллион долларов!

– Всего лишь одна небольшая игра, – заявил Гейтс, с ожиданием глядя на лица обоих банкиров. Если он и дышал чуть тяжелее, чем прежде, когда бывал в несколько возбуждённом состоянии, или если в его голосе прозвучали неестественные нотки, то лично я этого не заметил.

– Давайте! – ободряюще воскликнул Дрейк. – Давайте заставим его побегать за своими деньгами.

Потратив некоторое время, он сумел убедить и Смита принять ставку. Дрейк взял колоду карт и приступил к раздаче. Его лицо было бледным, но руки не дрожали. Позади него стоял Смит, который тоже был белым как привидение, с выступившими на лбу каплями пота.

Я посмотрел на свои две карты. Там оказалась чистая девятка, которую я сразу же показал. Гейтс, который играл и за меня, и за себя, выиграл первую ставку в 500 тысяч долларов.

Затем Гейтс, перевернув, бросил свои карты на стол. Они не устроили его. Он получил другие, надеясь на более хороший расклад, и проиграл. Он и банк остались при своих.

Даже Дрейк, один из самых нервных людей из моих знакомых, остался доволен таким исходом. Но только не Гейтс. Если он и делал ставку, то только на выигрыш.

Оставшаяся часть вечера прошла скучно. Банк объявил, что больше не принимает ставки в 500 тысяч долларов. Мы ещё немного поиграли, и ставки, на мой взгляд, были достаточно высоки. На самом деле даже слишком высоки, но я продолжал тянуться в хвосте со своим максимумом из пяти белых фишек на кон.

Странно, но карты продолжали выпадать ровно. Даже те, кто ставил большие суммы, оставались примерно при своих. Больше всех потерял как раз тот, кто из всех присутствующих меньше всего мог себе это позволить. Лично мне пришлось расстаться с 10 тысячами долларов.

На следующее утро я, как это часто происходило, остановился у холостяцкой квартиры Эда Холи на углу 57-й улицы и Бродвея и потом поехал с ним вместе. Он рассказал мне, как Гейтс и Дрейк оказались в Нью-Йорке. Они одной командой вместе с Кином, Дэном Рейдом, Холи и некоторыми другими играли на повышение. Я ничего не сказал в ответ.

Холи продолжал объяснять, как они намеревались прикупить 300 тысяч акций различных компаний. На протяжении всего пути к центру Холи живописал мне детали предполагаемой игры и приглашал присоединиться к ним.