Владислав Бахревский - Савва Мамонтов Страница 51

Император Александр II не желал проливать «драгоценной крови сынов России», но, спасая болгарское население от геноцида, отдал приказ придвинуть войска к турецкой границе. До войны был один только шаг.

Горячие головы вытащили на свет мумию древнего княжеского вожделения: когда-то Царьград манил к себе киевских варяжской крови князей, как манит разбойника шкатулка с драгоценностями. Черное греческое священство для православной Московской Руси эту былую тягу возродило, оправив ее в христианские ризы. Греки сами теперь предлагали русским Царьград, ибо не владели им. Ради торжества Православия, ради Иисуса Христа, ради святынь и отцов церкви.

В новые же времена владение Царьградом должно было преобразить Россию, вернуть России ее византийские одежды, ее всемирные устремления. По сути своей эта идея есть помрачение ума, ничего общего с христианством и Православием не имеющая. Возрождение языческого азарта Скифии, ибо в незапамятные времена скифы владели этой землей двадцать восемь лет и поставили возле Иерусалима крепость Скифополь. Теплая земля долго греет. Обретение Царьграда стало стержнем славянофильства. Перенести столицу в святой город для России означало бы конец Антихристу, конец петровскому заклятью. Даже такой «реакционер», как Алексей Сергеевич Суворин, издатель газеты «Новое время», записал в своем дневнике: «У нас нет правящих классов. Придворные — даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд. Аристократия была только при старых царях, при Алексее Михайловиче, этом удивительном, необыкновенном, цельном человеке, который, собственно, заложил новую Россию. Петр начал набирать иностранцев, разных проходимцев, португальских шутов, со всего света являлась разная дрянь и накипь и владела Россией… Даже плохой русский лучше иностранца. Иностранцы деморализуют русских уже тем, что последние считают себя приниженными, рабами и теряют чувство собственного достоинства».

Совсем не по случайности род Романовых пресекся на Петре, как пресекся род Рюрика на тиране Иоанне Грозном. Цепочку династии вытянули, но полунемец по крови и немец по воспитанию Петр III от немки Екатерины русского человека не мог родить. А дальше больше. Павла Петровича женили на принцессе Гессен-Дармштадтской, Александра Павловича — на принцессе Баденской, Николая Павловича — на принцессе Прусской…

Воинственное настроение русского общества в 1876 году понятно. Позор героической крымской кампании жег сердца патриотов двадцать лет. Явилась возможность взять не только реванш за постыдное поражение беззаветно бившегося войска, не только спасти братьев-славян от истребления, но и добыть Константинополь, осуществив чаяния веков.

Царь вынужден был считаться с настроениями в обществе и, вопреки своему желанию уберечь государство от войны, подчинился.

Кстати говоря, в эту как раз пору преобразилась газета «Новое время». Владелец ее Трубников продал издание Алексею Сергеевичу Суворину. Во время войны с Турцией Суворин и его газета много сделали для подъема патриотического духа в обществе. Писал Суворин ярко и сильно. Бывший сотрудник Некрасова, он не успел еще переменить своих взглядов убежденного шестидесятника, в душе его летали искры над романом, который по приказу цензуры был сожжен.

1876 год стал переломным для Саввы Мамонтова, Абрамцева и для художников, для которых место это станет родным, а сами они — гордостью России.

Летом вернулся из-за границы Репин. Он чутко воспринял новые художественные веяния. В его картинах появился живой сочный цвет и живой свет, но он оставался русским художником, верным своим принципам.

Выставка его новых работ вызвала критику, насмешливую и резкую, то была месть за его «нахальство». Стасов неосторожно опубликовал письма Репина, где он называл Рим пошлым поповским городом, а о знаменитых картинных европейских собраниях по простоте душевной сказал — «Какая гадость тут в галереях».

Критики Стахеев и Матушинский в газетах «Русский мир» и «Голос», оскорбленные за все мировое искусство, высмеяли «Садко» и доморощенную философию художника. Нравоучительную отповедь дал Репину в «Пчеле» «Профан». Под псевдонимом скрывался Адриан Прахов. Стасов, как лев, бросился рвать критиков в клочья, но самому Репину были дороги и Стасов, и Прахов.

Жить Репин отправился в родной Чугуев, однако осенью на несколько дней приехал в Москву и увидел в ней город, который должен оживить его обвятшее искусство. Илья Ефимович писал Стасову о Москве: «Она до такой степени художественна, красива, — что я теперь готов далеко, за тридевять земель ехать, чтобы увидеть подобный город, он единственный!»

Василий Дмитриевич Поленов, не закончив академического пенсионерства, тоже вернулся на родину и тоже отчитался выставкой в залах Академии. Выставка прошла без особого шума, Василий Дмитриевич получил звание академика и в сентябре уехал в Сербию воевать с турками. С фронта вернулся в Петербург, вполне созрев для жизни в Москве.

Время благоволило к талантам. Малоизвестный Суриков уже работал в Москве в храме Христа Спасителя, писал Вселенские соборы. Писать на стенах храма — детища четырех царей и всего народа — это вторая академия, после которой любая тема по плечу.

Виктор Михайлович Васнецов в 1876 году написал «С квартиры на квартиру» и отправился в Париж поглядеть, поучиться, а при случае и себя показать.

Жизнь искусства, как и сама жизнь, складывается из дней, из обыденности. Малоприметные события, обывательские мелочи, легко принятые решения оборачиваются неожиданными трагедиями, непредвиденными взлетами, победами. Савва Иванович Мамонтов, еще точно не зная, как он может влиять на искусство, слал друзьям-художникам письма, зазывая в Москву, и на его зов откликнулись все те же Репин да Поленов.

Первым Поленов. Переехал в Москву в марте 1877 года. В Риме, в Париже Василию Дмитриевичу приходили на ум сюжеты европейского масштаба. Он писал: «Восстание Нидерландов», «Пир у блудного сына», «Демон и Тамара», «Публичная лекция Лассаля», «Александрийская школа неоплатоников». Его подминали под себя Веронезе, Рафаэль, Морелли, Фортуни, Коро, Невиль, Мункачи. Хотелось ухватить славы во французском Салоне. В Салоне он выставлял «Право господина», «Голову еврея», «Одалиску», портрет Федора Васильевича Чижова. Умом ли, сердцем, но понял — европейский путь для русского художника тупиковый. Русский художник будет интересен Европе русскими картинами.

В Москву Поленов приехал написать сюжет из отечественной истории «Пострижение негодной царевны». Кремлевские церкви и терема его изумили. Но прежде чем взяться за этюды, нужно было найти квартиру (остановился он у Чижова). Неподалеку от церкви Спаса-на-Песках Василий Дмитриевич увидел на двери дома записку, сдавалась квартира. Зашел посмотреть, а за окном милый дворик с видом на эту чудесную белую церковку с колокольней XVII века. Тотчас и зарисовал.