Борис Никитин - Роковые годы Страница 55

Далеко, в Могилеве, Государь не внял советам брата. Как известно, он выехал на другой день в Царское Село; но поезд его не был допущен к столице и попал в Псков, к Главнокомандующему Северного фронта.

1 марта Великий Князь посылает Царю следующую телеграмму[112]:

«Забыв все прошлое, прошу тебя пойти по новому пути, указанному народом. В эти тяжелые дни, когда мы все, русские, так страдаем, я шлю тебе от всего сердца этот совет, диктуемый жизнью и моментом времени, как любящий брат и преданный русский человек».

Могилев не мог сохранить престол монарху. Его начальник штаба генерал Алексеев послал за ним 2 марта свою знаменитую телеграмму № 1878, в которой передавал телеграммы трех Главнокомандующих с просьбой об отречении. Сам генерал Алексеев не произносит этого слова. Наиболее независимый из Главнокомандующих, Великий Князь Николай Николаевич своими первыми словами открывает глаза на значение Алексеева в составлении этого коллективного обращения: «Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение…»

Искушенный в дипломатии, служивший потом у большевиков Брусилов пишет не Царю, а Алексееву: «Прошу вас доложить Государю Императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к Родине и Царскому Престолу».

Генерал Эверт ссылается на обстановку, которую ему «передал начальник Штаба Вашего Величества», и говорит, что «на Армию нельзя рассчитывать при подавлении беспорядков». Из телеграммы видно, что Алексеев разделяет эту мысль.

В то же время обстановка в Петрограде меняется с быстротой, которая не уступает телеграфной передаче.

Авторитет Государственной Думы стремительно падает. М. В. Родзянко пишет великому Князю Михаилу Александровичу[113]:

«2 марта 1917 г. Теперь все запоздало. Успокоит страну только отречение от престола в пользу наследника при вашем регентстве. Прошу вас повлиять, чтобы это совершилось добровольно, и тогда сразу все успокоится. Я лично сам вишу на волоске и могу быть каждую минуту арестован и повешен.

Не делайте никаких шагов и не показывайтесь нигде. Вам не избежать регентства.

Да поможет вам Бог исполнить мой совет — уговорить Государя.

Вашего Высочества всепреданнейший слуга М. Родзянко».

Император отрекается за себя и наследника.

Много лет спустя в печати[114] появились сведения, что Государь послал Великому Князю со станции Сиротино следующую телеграмму:

№ 218

Подана 3-го — 14 ч. 56 м. Передана Петроград 3-го 15 ч. 10 м.

«Его Императорскому Величеству. Петроград.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если им огорчил тебя, и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным тебе братом. Возвращаюсь в Ставку, откуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и нашей Родине. Твой Ники».

Эта телеграмма, как видно, была передана в Петроград, но Временное правительство ее Великому Князю не доставило[115]. Последний так никогда и не узнал ее содержания.

Исторический факт отречения Великого Князя освещается различно.

Совершенно достоверным является свидетельство княгини Брасовой, что Великий Князь не признавал за Государем права отречься за наследника и потому не считал себя вправе взойти на престол.

В частности, для тех, кто провел с ним войну, нет места объяснениям, что его остановили шальные пули Петрограда. Великий Князь привык совсем не к такому огню. Он никогда не останавливался перед опасностью.

Два министра уговаривали Великого Князя принять корону: Милюков и Гучков. Напротив, Родзянко, князь Львов и все остальные стремились добиться его отказа от престола, указывали, что в противном случае все офицеры и члены Дома Романовых будут немедленно вырезаны в Петрограде, что, уже вступая на трон, он обагрит его кровью. Как видно из подлинных слов — сильнейшее препятствие Его Императорское Высочество видел в нежелании министров (кроме двух) с ним работать.

Смущенный незаконно доставшимся престолом, считая, что Правительство, против него настроенное, не даст ему возможности работать, Великий Князь, никогда ничего не искавший для себя лично, отказался от короны, веря министрам, что в этом благо России. Великий Князь был совершенно один; министры добивались немедленного решения, а стране и армии не позволили узнать об отречении

Императора в его пользу и высказать свое мнение, оказать ему свою поддержку[116].

Так, по определению одних, Великий Князь принял свободное решение, без всякого давления со стороны, а по мнению других, то же называется «взять мертвой хваткой».

Конечно, цель оправдывает средства. Великому Князю дается заверение, что формы государственного строя будут определены на Учредительном Собрании, а полгода спустя, в порядке декрета, Россия провозглашается республикой. Так были забыты демократические принципы, о которых столь широко нам возвещали.

Глубоко демократичным выявил себя только один Великий Князь. Он сказал России[117]: «Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную Власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительное Собрание установить образ правления и новые основные законы Государства Российского».

Здесь снова проходит та же мысль: Великий Князь не считал себя вправе взойти на престол по манифесту Государя, отрекшегося и за Наследника.

Объявив свою волю, Великий Князь не покинул России; он не только разделил участь своего народа, но спокойно переносил эксцессы революции, специально против него направленные.

Приказание о его первом аресте было отдано Управляющим Военным министерством 21 августа 1917 года. Оно было адресовано Главнокомандующему войсками Петроградского военного округа за № 580. Вот его копия:

«На основании п. 1 постановления Временного правительства от 2-го сего августа о предоставлении исключительных полномочий министрам Военному и Внутренних дел, по взаимному их соглашению приказываю Вам с получением сего задержать бывш. вел. кн. Михаила Александровича как лицо, деятельность которого представляется особо угрожающей обороне Государства, внутренней безопасности и завоеванной революцией свободе, при чем такового надлежит содержать под строжайшим домашним арестом, с приставлением караула, коему будет объявлена особая инструкция.