Владимир Лесин - Атаман Платов Страница 55

По окончании молебна состоялось собрание «кавалерской думы». Председательствовал Платов «как старший сего ордена кавалер». Вечером в Эрмитажном театре была представлена французская опера.

После Рождества и Нового года Матвей Иванович заболел.

М. И. Платов — Марии Федоровне,

3 февраля 1812 года:

«Всемилостивейшая Государыня!

К душевному прискорбию моему здоровье мое от болезни еще не укрепилось, и потому не имею счастия принесть лично Вашему Императорскому Величеству всеподданнейшее поздравление с днем тезоименитства государыни великой княжны Анны Павловны. Продли Господи благоденственное здравие Ваше, Всемилостивейшая Государыня, и всего Августейшего Императорского дома на многие лета.

С глубочайшим благоговением имею счастье быть во всю мою жизнь, Всемилостивейшая Государыня, Вашего Императорского Величества всеподданнейший Матвей Платов».

22 марта 1812 года атаман получил предписание срочно отправляться в только что созданную 1-ю Западную армию, чтобы возглавить приписанные к ней казачьи полки, охранявшие границу в районе Белостока и собиравшие сведения о противнике по ту сторону Немана.

До начала войны с Наполеоном осталось два месяца и 20 дней…

Глава седьмая

ОТ НЕМАНА ДО СМОЛЕНСКА

Вторжение неприятеля

Живописны пейзажи Литвы. Среди бесконечных холмов, густых лесов и перелесков, зеленой глади июньских нив и лугов неторопливо несет свои воды в Балтийское море Неман. В нескольких верстах от города Ковно (ныне Каунаса), у деревни Понемонь, река образует излучину, упирающуюся своей вершиной в холм, окаймленный возвышенностями левого берега. Словно сама природа позаботилась, создав условия для вторжения армии Наполеона в Россию: кажется, поставь на высотах артиллерию, наведи под прикрытием губительной картечи мосты, и уже не сыщется сила, способная остановить неудержимое стремление героев Аустерлица к подвигам и славе.

Наступило утро 11 июня 1812 года. Едва первые лучи восходящего солнца озарили золотистым светом склоны прибрежных высот, взмыленные бешеной скачкой лошади, круто осадив почти у самой кромки воды, остановились посреди бивуаков передовых постов Великой армии. Из кареты, услужливо открытой всадником сопровождения, вышли Наполеон и начальник его главного штаба маршал Луи Александр Бертье. Оба сбросили с себя мундиры и, облачившись в форму польских улан, поскакали вдоль берега на север. Остановились за деревней Понемонь, у холма против излучины Немана. Осмотрев местность, император приказал навести мосты с интервалом сто метров один от другого.

В тот же день во всех ротах и эскадронах армии вторжения читалось воззвание Наполеона. Напомнив о победах французского оружия, обвинив Россию в отступлении от условий Тильзита, заявив о долге французов перед союзниками, император пообещал своим солдатам славу и прочный мир. Чтение воззвания прерывалось возгласами восторга и одобрения. На подступах к Неману то здесь, то там раздавалось многоголосое: «Да здравствует император!» Солдаты, опьяненные легкими победами в Европе, верили своему кумиру.

«Ах, отец, идут удивительные приготовления к войне, — писал один молодой француз домой. — Старые солдаты говорят, что они никогда не видели ничего подобного. Это правда, ибо собираются громадные силы. Мы не знаем только, против одной ли это России. Я хотел бы, чтобы мы дошли до самого конца света».

Он, этот восторженный юноша, не мог даже представить себе, что «конец света» находится не так далеко — между двумя русскими реками: Березиной и Москвой.

Первым должен был переправиться на русский берег корпус маршала Луи Никола Даву. К вечеру он подошел к реке и затих в приготовленных природой укрытиях. За ним двинулись войска Мишеля Нея, Шарля Удино, Этьена Нансути, Людовика Монбрена и императорская гвардия. Всего на этом направлении было сосредоточено почти 218 тысяч человек и 527 орудий. Строжайше запрещалось разводить огни, нарушать тишину, чтобы дымом бивуачных костров и шумом не привлечь внимание противника.

С наступлением темноты три сотни саперов переправились на восточный берег Немана. Их встретил казачий разъезд. Хорунжий Александр Рубашкин, несколько приблизившись, спросил:

— Что за люди?

— Французы, — последовал ответ.

— Что вы хотите?

— Воевать с вами.

Рубашкин пришпорил коня, круто развернул его и поскакал к командиру лейб-казаков генералу Василию Васильевичу Орлову-Денисову с донесением о вторжении неприятеля. Разъезд скрылся в лесу. Несколько выстрелов с обеих сторон возвестили о начале войны. Вслед за саперами переправились три роты легкой французской пехоты из дивизии генерала Луи Морана. Под прикрытием этого заслона началось сооружение переправ. Чуть забрезжил рассвет, и Великая армия пришла в движение. Сохраняя стройность рядов, по скрипучим настилам понтонных мостов на русский берег устремился нескончаемый живой поток: уланы, драгуны, гусары, кирасиры, карабинеры, гренадеры, вольтижеры, вели-ты, фланкеры; за ними — артиллерия, обозы…

Победно шли его полки,Знамена весело шумели,На солнце искрились штыки,Мосты под пушками гремели —

И с высоты, как некий бог,Казалось, он парил над нимиИ двигал всем и все стерегОчами чудными своими…

Лучше Федора Ивановича Тютчева сказать об этом, наверное, невозможно.

Наполеон обозревал величественную картину переправы своих войск. Чуть поодаль расположились генералы свиты. Среди них, однако, царило молчание, едва ли не уныние. Барон Гельдер Антоний де Дем, обративший на это внимание, попытался шуткой снять напряжение. Арман Коленкур театральным жестом остановил его и тихо, почти шепотом, произнес:

— Здесь не смеются, сегодня великий день.

И, указывая на восток, будто хотел добавить: «Там наша могила».

Через некоторое время Наполеон сам переехал на правый берег, погарцевал у мостов, ободряя солдат, и, возбужденный их восторженными приветствиями, поскакал во весь опор туда, где угрожающе молчала Россия. За ним бросились маршалы Бертье, Даву, Мюрат. Верст пять продолжался этот лихорадочный, нервный галоп. Удивленный отсутствием русских, император вернулся назад.

Неожиданно разразилась гроза. Оглушительные раскаты грома, казалось, сотрясали землю, ослепительные вспышки молний полыхали за стеной черного леса, потоки холодного проливного дождя с градом и снегом пронизывали до костей. В этом неистовстве природы адъютант Наполеона Филипп Сегюр спустя годы увидел чуть ли не предостережение свыше.