Владимир Лесин - Атаман Платов Страница 56

Неожиданно разразилась гроза. Оглушительные раскаты грома, казалось, сотрясали землю, ослепительные вспышки молний полыхали за стеной черного леса, потоки холодного проливного дождя с градом и снегом пронизывали до костей. В этом неистовстве природы адъютант Наполеона Филипп Сегюр спустя годы увидел чуть ли не предостережение свыше.

Спустя годы? А в тот день, 12 июня? В тот день он вряд ли всматривался с суеверным страхом в штормовое небо. Стихия не остановила движение колонн, переправа самой многочисленной группировки французских войск под командованием императора продолжалась. По-видимому, надо было испить чашу до конца, испытать голод и холод, отступая по заснеженным дорогам Смоленщины и Белоруссии, погубить всю армию, чтобы потом связать эту катастрофу с внезапной переменой погоды.

Остальные части перешли границу позднее, 18 июня: вице-король Италии Евгений Богарне форсировал Неман со своими войсками у селения Прены, а генерал Жером Бонапарт — у города Гродно.

Слева и справа действия этих группировок Великой армии обеспечивали два корпуса: прусский Жака Макдональда и австрийский Карла Шварценберга. Во втором эшелоне стояли в полной боевой готовности войска под командованием маршалов Клода Виктора и Пьера Ожеро, а также другие резервные части. Всего для броска на Россию Наполеон развернул 678 тысяч человек и 1372 орудия. Такой концентрации столь больших сил на направлении главного удара еще не знала кровавая история Европы.

Главным содержанием стратегической концепции Наполеона было стремление навязать противнику генеральное сражение, чтобы мощным ударом своей армии уничтожить его живую силу и тем добиться победы в кампании или даже войне в целом. Осуществление этой идеи приносило ему успех в прошлом — под Ульмом и Аустерлицем, Иеной, Ауэрштедтом и Фридландом. Он верил в свою звезду и в неизбежном теперь столкновении с Россией.

— Я иду на Москву и в одно или два сражения все кончу. Император Александр на коленях будет просить у меня мира, — говорил Наполеон аббату Доменико Прадту накануне вторжения в Россию.

«Был веселый, блестящий праздник…»

Русское правительство не питало никаких иллюзий насчет намерений Наполеона и принимало соответствующие меры. Было известно буквально все о состоянии, численности и дислокации его армии. Еще в ноябре 1811 года Александр I писал своей сестре Екатерине Павловне в Ярославль: «Мы здесь постоянно настороже: все обстоятельства такие острые, все так натянуто, что военные действия могут начаться с минуты на минуту». Обстановка была действительно напряженной. И все-таки царь ошибался в оценке ситуации. Военные действия не могли начаться «с минуты на минуту»: наступала зима — время отнюдь не самое подходящее для войны, рассчитанной на «одно или два сражения».

Получив известие о концентрации сил противника у границ империи, Александр I в начале апреля оставил Петербург и через несколько дней прибыл в Вильно. Там «с надеждою на Всевышнего и на храбрость российских войск» он готовился отразить нападение коварного врага и… танцевал в окружении свиты блестящих генералов и божественно красивых дам.

Утром 12 июня Александр I уже знал, что «все силы Наполеона сосредоточены между Ковно и Меречем, и сего числа ожидается» вторжение противника. Тут же к Матвею Ивановичу Платову полетел курьер с предписанием Михаила Богдановича Барклая де Толли собрать все полки корпуса около Гродно и «с первым известием о переправе неприятельской идти решительно ему во фланг, действовать сообразно обстоятельствам и наносить ему всевозможный вред». В то же время князю Петру Ивановичу Багратиону был отправлен приказ «обеспечить тыл» казаков. Этими распоряжениями пока и ограничились. Для всех прочих лиц, находившихся в главной квартире, близость неминуемой войны оставалась тайной; им дела не нашлось, они были спокойны и большей частью скучали.

«В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через русскую границу, Александр I проводил вечер на даче Беннигсена — на балу, даваемом генерал-адъютантами.

Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц». Так, с документальной точностью, Л. Н. Толстой воссоздал атмосферу, царившую в главной квартире русской армии, когда военные действия поистине могли начаться с минуты на минуту.

Ярким светом, разливающимся через распахнутые окна загородного дома Леонтия Леонтьевича Беннигсена, и чарующими звуками музыки встретил ночной Закрете курьера от графа В. В. Орлова-Денисова, прискакавшего с известием о начале войны. Его принял генерал Александр Дмитриевич Балашов, который и сообщил государю важную новость. «Это известие осталось тайной нескольких лиц, облеченных доверием царя, — вспоминал позднее очевидец «веселого, блестящего праздника» декабрист Сергей Григорьевич Волконский, — и танцы и ужин продолжались».

Император покинул бал и уехал в Вильно. Там он призвал к себе военного министра М. Б. Барклая де Толли, чтобы обсудить с ним первые распоряжения, направленные на осуществление разработанного ранее плана военных действий.

Отступление

После разговора с царем М. Б. Барклай де Толли сообщил всем корпусным командирам подчиненной ему 1-й Западной армии, что неприятель переправился через Неман у Ковно, и приказал им сосредоточиться у Свенцян, где предполагал дать противнику первое серьезное сражение.

Аналогичное сообщение получил и Матвей Иванович Платов. Ему было приказано действовать по предписанию, полученному ранее, — «во фланг и тыл» неприятелю — и отступать по маршруту Лида — Сморгонь — Свенцяны. «Подкреплять» его должен был силами 2-й Западной армии генерал Петр Иванович Багратион. Однако еще в течение двух суток казаки оставались в Гродно, занимаясь эвакуацией «вещей здешнего гарнизонного батальона, оружия, амуниции, больных низших воинских чинов», находившихся на излечении в гродненском госпитале, «главной аптеки, стоящей казне немалозначащей суммы», хлеба, фуража и прочего. Чтобы отправить все это в тыл, потребовалось более тысячи подвод, которые должны были приготовить, но не приготовили местные власти. Атаман, распекая на чем свет стоит гражданского губернатора и его чиновников, посылал команды «по селениям собрать оные». Последние повозки отправляли уже под защитой пушек, расстреливая из них наседающего врага, стремившегося овладеть мостом через Неман.

На исходе дня 16 июня, «спаливши мост», атаман с полками своего корпуса последовал на Щучин и далее по предписанному маршруту. Шли долго, почти всю ночь. Лишь перед рассветом остановились, чтобы немного отдохнуть, накормить и напоить лошадей. Потом снова двинулись в путь. Вскоре зарядил дождь, промочивший всех до нитки. На ночлег остановились в Мильковщизне. В 11 часов вечера по Виленскому тракту со стороны Лиды в село влетела почтовая тройка военного ведомства, впряженная в коляску. Из нее вышел и представился генералу Платову изящный молодой офицер: