Никита Михалков - Публичное одиночество Страница 56

Делай свое дело! Работай! Как на Руси говорили: «Глаза боятся, руки делают».

Отец Тихон, игумен Сретенского монастыря в Москве, или отец Нестор, игумен Свято-Николо-Шартомского монастыря в Шуе, они строят и строят с утра до вечера – и больше ничего! И таких много: делают дело и ни на что не обращают внимания.

И это самое главное! Некогда отвлекаться на суетную брань или пустое общение. (I, 92)

ДЕМОКРАТИЯ

(1990)

Интервьюер: А что такое, по-вашему, демократия, равноправие?

Не знаю.

То есть я не знаю, что это такое применительно к России. Ибо то, что называется демократией на Западе, для России органичным, на мой взгляд, быть не может. И не потому, что мы хуже кого-то другого или лучше, – мы просто другие.

И это нужно принимать как данность.

А я думаю, что демократия универсальна… как воздух.

Пока, к сожалению, у нас нередко демократия и равноправие понимаются как появившаяся возможность нахамить начальнику – и то только потому, что он начальник… (что, кстати, тоже можно понять, ибо начальник этот раньше хамил нам только потому, что мы – его подчиненные).

Уважение же к личности – это результат длительной работы общества над своим самосознанием. Равноправия можно достичь эволюционным путем, революционным же путем достигается равенство.

И при всей близости этих понятий они различны.

В России, которую многие почему-то считают темной и варварской страной, человека, задумавшего «до основания» разрушить существующий строй, всего-навсего отправляли в ссылку – с женой и книгами.

Впоследствии этот опыт царизма будет учтен, но как дополнен! Держава на долгие годы опутается колючей проволокой, за которой сгинут миллионы только за намек на инакомыслие, а то и просто ни за что, и среди них многие из тех, кто сам же выбрал для страны новый путь… (I, 32)

(2010)

Интервьюер: Скажите, пожалуйста, Вы не поклонник демократического политического устройства?

А что Вы называете этим?

То, что в основном существует на Западе. Вот эта форма политического устройства.

Я не поклонник принятия механическим путем западных форм для России. Они не приживаются. (V, 24)

«Наша» демократия

(1991)

Я не верю в ту демократию, о которой все говорят, которая дает возможность называть начальника дураком только потому, что он начальник…

Демократия – в первую очередь уважение к другому.

Ну о какой демократии можно говорить, когда в нашем парламенте люди с места орут на президента страны, которого сами же избрали?.. (I, 41)

«Наши» демократы

(1993)

Да, я пришел тогда <в 1991 году> в Белый дом, но отнюдь не для того, чтобы защищать так называемую «демократию», ибо не верил в те дни и не верю сейчас искренности большинства нынешних демократов.

Откуда они, извините, взялись? С Луны свалились? Из цивилизованной, имеющей глубокий опыт парламентаризма Англии приехали? Из подвалов диссидентских на свет вышли?

Нет!

Это все те же большевики, которые по многу лет сидели в обкомах, райкомах, центральных комитетах, преподавали научный коммунизм (как Бурбулис), предавали анафеме капитализм (как Костиков), восхваляли в бездарных виршах Брежнева (как Коротич)…

Одним словом, замечательно кормились из партийной кормушки. И вдруг, однажды, объявили себя демократами. То есть уснули красными, а проснулись уже трехцветными. Ну как я мог такому стремительному превращению поверить?..

Поэтому еще в августе 1991-го я знал и, кстати, говорил: это все тот же большевизм, только иной раскраски.

Разве нет? (I, 53)

(1995)

Демократы?!

Но разве они чувствуют, знают Россию?

Да, есть среди них ученые ребята, которые изучили все экономические системы, существующие в мире. Но то, что применимо в Голландии, часто не применимо у нас.

Не опираясь на исторические, культурные традиции, ни одна реформа не может стать народной.

Это будут опять «петровские реформы» – через отрубание голов и вгоняние людей из удобных валенок в лаковые ботинки, хотя грязи кругом по пояс… (II, 29)

(2011)

В августе 1991 года был митинг по поводу победы над путчистами. Кроме Ельцина там стояло много людей. Кто-то из стоящих на балконе военных спросил меня: «Ничего тебе это не напоминает?» Я сказал: «Нет». И он ушел.

Я задумался, и что-то у меня внутри сжалось. Всеобщее ликование, а на трибуне, за исключением харизматичного Ельцина, – кто? Разве такой должна быть Победа, которая перевернула историю страны?

Через десять лет не осталось никого из тех, кто ее делал. Где они, где их слава, где память о них?

Они смылись… (I, 155)

Русская православная демократия

(1990)

Мы так много говорим теперь о демократии, не всегда понимая, а может быть, и не желая понять, что демократия была и в России, но только иная: равенство перед единым Законом Божиим…

Потому-то равенства, которое принесла революция, можно было достичь, только истребив равноправие, существовавшее в храме, а заодно и сам храм. (I, 33)

(2001)

Ходасевич как-то сказал: русские люди, особенно находясь на чужбине, аукаются Пушкиным. Верно. Но мы еще до Пушкина аукались друг с другом Евангелием, словами молитвы… Полуграмотный кучер мог сразу понять, когда ему говорили: «Ну, креста на тебе нет! Ну как тебе не стыдно, побойся Бога!» И он понимал, о чем речь. При всей огромной сословной, имущественной и интеллектуальной разнице в России «все и вся» всегда уравнивались перед алтарем. Этой «демократии» нельзя научить, она не родилась «здесь и сейчас». Ее можно впитать, ею можно вскормиться… (II, 38)

(2009)

Настоящая демократия в России была только в церкви (больше нигде ее не было и, боюсь, не будет), потому что перед алтарем, перед Законами, не человеком писанными, а Богом, и император, и школьник, и доктор, и продавец абсолютно равны. (I, 137)

ДЕНИКИН АНТОН ИВАНОВИЧ

Перезахоронение праха Деникина и Ильина и их супруг

(2005)

Интервьюер: 3 октября в стенах Свято-Донского монастыря в Москве состоялась акция примирения и согласия, во время которой Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II освятил закладной камень на месте будущей часовни в память о жертвах гражданских смут и братоубийственных распрей в Отечестве и в рассеянии скончавшихся. Затем была отслужена панихида по генералу Антону Ивановичу Деникину и его супруге Екатерине Васильевне, а также по философу Ивану Александровичу Ильину и его супруге Наталье Николаевне. Их останки были перезахоронены в некрополе Свято-Донского монастыря.