Сергей Нечаев - Русская Ницца Страница 56

«Я поселился в окрестностях Байоны, на собственной маленькой ферме\ занимаюсь хозяйством, завел корову,[29] кур, кроликов, копаюсь в саду и в огороде… По субботам езжу к родителям, которые живут неподалеку, в окрестностях Сэн-Жан-дэ-Люз».

И. А. Бунин упоминает о вторичной женитьбе П. А. Ольденбургского, а также о его болезни. По словам писателя, у принца была чахотка, и он перебрался в Ниццу, чтобы «лечиться, спасаться югом». Но юг Франции ему не помог. Он переехал в Париж, какое-то время жил в санатории. Но не помог и санаторий, и к весне 1924 года его опять перевезли на Французскую Ривьеру, «где он вскоре и скончался — в бедности, в полном одиночестве».

П. А. Ольденбургский умер раньше своих родителей и был похоронен в Каннах. Через год, в ночь на 4 мая 1925 года, в Биаррице умерла его мать. А. П. Ольденбургский пережил жену на семь лет и скончался б сентября 1932 года на восемьдесят девятом году жизни.

Нелишним будет отметить, что с Лазурным Берегом Франции связаны судьбы многих членов династии Романовых. В частности, 22 сентября 1922 года в Антибе родился Николай Романович Романов, праправнук по прямой линии императора Николая I, внук Великого князя Петра Николаевича, сын князя Романа Петровича Романова (троюродного брата Николая II) от морганатического брака с графиней Прасковьей Дмитриевной Шереметьевой.

В Ницце умер в 1978 году и был похоронен князь Ростислав Александрович Романов, племянник последнего российского императора.[29]

Здесь же похоронена Елена Петровна, княжна Сербская, дочь сербского короля Петра I, принадлежавшего к династии Карагеоргиевичей. Она была женой князя императорской крови — Иоанна Константиновича Романова, правнука императора Николая I.[30]

Во время Первой мировой войны она организовала на свои средства санитарный поезд и по примеру многих женщин царского рода отправилась с ним на фронт. В марте 1918 года по декрету большевиков ее супруг вместе с братьями Константином и Игорем был выслан из Петрограда в Вятку, а затем в Екатеринбург. 20 мая они прибыли в город Алапаевск. Вслед за князем Иоанном Константиновичем добровольно выехала в ссылку и его жена.

Уже из Алапаевска она в начале июня уехала в Екатеринбург хлопотать об освобождении мужа, но была арестована и отправлена в пермскую тюрьму. В тюрьме она узнала, что ее муж принял мученическую смерть 18 июля 1918 года, брошенный живым в шахту.

Саму Елену Петровну, сохранявшую сербское подданство, большевики лишить жизни не решились. Спасение княжны от безумцев-большевиков было чудесным: благодаря ходатайству норвежского посольства она смогла выехать в Швецию, а оттуда в Сербию, где ее родной брат Александр в 1921 году взошел на престол, став королем. Кстати сказать, Александр много помогал русским беженцам, и Сербия стала одним из крупнейших эмигрантских центров русского зарубежья.

Из Сербии Елена Петровна переехала на юг Франции. Она умерла в Ницце в 1972 году, а ее супруг, князь Иоанн, был канонизирован Русской православной церковью.

Глава тринадцатая

Белая гвардия

Волна массовой эмиграции, последовавшая вслед за революцией и Гражданской войной, разными путями привела на Лазурный Берег Франции огромное количество офицеров Белой армии.

Через Турцию, Сербию и Болгарию настоящий поток офицеров-эмигрантов устремился во Францию. Постепенно туда переехали руководство Русского общевоинского союза (РОВС) и главные правления всех офицерских организаций. Однако во Франции большинство офицеров не имело возможности заняться умственным трудом, и многие работали чернорабочими, живя в ужасных условиях. К этому следует добавить и негативное отношение французов, чью психологию русские офицеры не усваивали, продолжая мыслить совершенно другими категориями и смотреть на свою нынешнюю судьбу как на временное явление. Они не состояли в профсоюзах, бойкотировали стачки, всегда выступали на стороне администрации. В результате некоторые прославленные генералы работали грузчиками на вокзалах, а, например, генералы Е. В. Масловский и А. В. Черякукин — на автомобильном заводе. Одним из самых распространенных занятий русских офицеров во Франции стало вождение такси. Французское общество относилось к русским офицерам совершенно равнодушно, не интересуясь их жизнью и судьбой.

Б. М. Носик в своей книге «Прогулки по Французской Ривьере» по этому поводу пишет:

«В Ницце уже полтора века нежно любят русских. Друг Жуковского московский почт-директор А. Булгаков еще в 1858 году записал в свой дневник: «Вяземский в восхищении от Ниццы. Там любят русских…» В 1850 году на полтыщи с лишним иностранцев в Ницце было только полсотни русских (а англичан чуть не две сотни). Зато в 1860 году (после визита императрицы) русских жило в Ницце уже 214 (на 367 англичан). В дальнейшем русских становилось все больше, и любили их все преданнее.

После февральской революции и октябрьского путча 1917 года любовь эта пошла сильно на убыль. Те русские, что бежали сюда от голода и террора, были намного беднее прежних и никак не могли споспешествовать процветанию города-курорта. К тому же они занимали рабочие места, которые могли пригодиться аборигенам. И вдобавок ко всему они были «белые» и «правые», а во Франции всегда больше любили «красных» и «левых».

В этом смысле потрясает мнение, высказанное К. К. Мельником, внуком лейб-медика Е. С. Боткина, расстрелянного в 1918 году большевиками вместе с царской семьей. Он родился в Ницце в семье белых эмигрантов и был советником генерала Шарля де Голля, курируя спецслужбы. Потом бывший разведчик стал издателем и писателем, и вот что он ответил на вопрос о том, легко ли русскому человеку жить во Франции:

«Если остаешься только русским, не интересуешься французскими делами — это легко. Даже замечательно. Я жил в русской среде до двадцати лет. Мы жили в русской колонии в Ницце, по-французски я вообще не говорил до семи лет, ходил в русский детский сад. Потом меня послали во французскую школу, ходил еще раз в неделю в русскую приходскую школу. Туда приходили бывшие преподаватели из России, преподавали историю, географию, русскую литературу. Потом были русские молодежные организации, «Витязи». По воскресеньям мы ходили в форме и носили русский флаг. Была даже военная подготовка. Бывшие офицеры нам объясняли, как стрелять из винтовки и как сечь шашкой…

Так продолжалось до войны. Мой отец работал на заводе. Все эти белогвардейцы не знали, что значит слово «забастовка». Они были идеальными рабочими. Какой-то капиталист около Гренобля подписал контракт с белогвардейской организацией, и все рабочие у него на заводе были бывшие офицеры, солдаты или казаки. Жили они военной колонией в замке этого капиталиста. Там была специальная комната, где хранились полковые знамена. А на спецовки денег не было, ходили работать в армейской форме, строем по улицам.