Сергей Нечаев - Русская Ницца Страница 57

Так продолжалось до войны. Мой отец работал на заводе. Все эти белогвардейцы не знали, что значит слово «забастовка». Они были идеальными рабочими. Какой-то капиталист около Гренобля подписал контракт с белогвардейской организацией, и все рабочие у него на заводе были бывшие офицеры, солдаты или казаки. Жили они военной колонией в замке этого капиталиста. Там была специальная комната, где хранились полковые знамена. А на спецовки денег не было, ходили работать в армейской форме, строем по улицам.

В 1943 году в Ницце стало совсем нечего есть, и нас, мальчишек, послали работать в деревню. Там жили казаки, они работали поденщиками у фермеров. Жили совершенно по-русски, ни одного француза там не было. Немцев, кстати, тоже не было. Этакая была казачья станица, Тихий Дон в департаменте Тарн-и-Гаронн. У меня было впечатление, что Франция — замечательная страна, где все позволено. Французы допускали, что русские живут своей собственной жизнью, ходят в церковь, а их дети пропускают школу в православные праздники.

Но все это было не так просто. Когда началась война с немцами, детям в школе раздали противогазы. Мне не дали, потому что я был иностранец — значит, мог спокойно умирать. Потом пришли немцы, попросили у французов списки людей для отправки на работу в Германию. Французы сразу же дали им списки русских. Мне было шестнадцать лет, меня не взяли. Но я понял, что к нам, русским, французы относятся как к чужим».

Как видим, положение русских людей, оказавшихся во Франции, было очень и очень непростым. Соответственно, и отношение белоэмигрантов к Франции было очень и очень неоднозначным. Вот что говорит об этом К. К. Мельник:

«Отношение эмигрантов к Франции стало видно во время войны, когда пришли немцы. Здесь эмиграция раскололась. Часть пошла сражаться за Францию. Борис Вильде, уроженец Петербурга, создал одну из первых организаций Сопротивления. Мой дальний родственник Чехов-Боткин сражался в Сопротивлении и погиб в 1944 году. Мичман французского флота Александр Васильев, мой друг и однокашник, освобождал город Тулон в августе 44-го, потом дослужился до адмирала. В правительстве де Голля в Лондоне тоже были русские, например генерал Румянцев. Прочие офицеры не могли выговорить его имя, называли его «Рум». А сам де Голль любил русскую литературу и легко запоминал славянские фамилии.

С другой стороны, многие русские офицеры пошли служить в немецкую армию. Об этом мало известно, но это нельзя забывать. Это были несчастные люди, рабочие, они жили в ужасных условиях. У них был выбор: умирать с голоду или идти к немцам. Деникин, например, отказался, но многие пошли. Некоторые офицеры попали на работу в гестапо. Кто-то стал эсэсовцем, воевал на русском фронте. Эти парни приезжали потом в Ниццу, приходили в нашу церковь в немецкой форме. Казалось, что все это должно очень плохо закончиться после войны: нашу церковь сожгут, их семьи поубивают. Я даже спросил тогда у отца: «А красное Сопротивление не зарежет белых офицеров?» Ничего не произошло. Приходили партизаны, мой отец давал им денег, немного еды, и все было в порядке. Немцы к отцу тоже приходили, звали в армию. Он ответил: я русский человек и надеюсь, что русские вас разгромят. От него отстали».

Наиболее известными из русских офицеров, закончивших свою жизнь на Лазурном Берегу Франции, были генералы Н. Н. Юденич, Н. А. Епанчин, М. А. Свечин, Е. В. Масловский, П. А. Томилов и некоторые другие. Все они похоронены на православном кладбище «Кокад» в Ницце, на кладбище в Ментоне или на кладбище «Гран-Жа» в Каннах.

Пожалуй, самым известным русским белоэмигрантом, жившим и умершим на юге Франции, является Николай Николаевич Юденич — один из самых прославленных полководцев русской армии, генерал суворовской школы, как называли его современники, один из руководителей Белого движения на северо-западе России.

Н. Н. Юденич родился в Москве в июле 1862 года.

В 1881 году он окончил Александровское военное училище, а в 1887 году — Академию Генштаба. С 1902 года он командовал полком, затем бригадой; участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов. После войны, с 1907 года, Н. Н. Юденич стал генерал-квартирмейстером, с 1912 года — начальником штаба Казанского, а с 1913 года — Кавказского военного округа.

С началом Первой мировой войны Николай Николаевич стал начальником штаба, а с января 1915 года — командующим Кавказской армией. В 1916 году он провел Эрзерумскую и Трапезундскую операции.

В марте — апреле 1917 года Н. Н. Юденич был главнокомандующим Кавказским фронтом, но уже в мае вышел в отставку, а осенью 1918 года эмигрировал в Финляндию. Затем он переехал в Эстонию, где при всесторонней поддержке западных держав в июле 1919 года принял командование белогвардейской Северо-Западной армией, наступавшей на Петроград. Кроме того, он возглавил созданное при содействии Великобритании контрреволюционное Северо-Западное правительство.

По воспоминаниям современников, Н. Н. Юденич был прекрасным военачальником, доблестным и храбрым солдатом. Но чтобы стать настоящим вождем Белого движения, нужны были не только полководческие качества, но и дар тонкого и дипломатичного политика. Правительство Н. Н. Юденича так и не выработало сколько-нибудь четкой линии в своей деятельности. Указов и постановлений издавалось великое множество, и зачастую они носили взаимоисключающий характер.

Н. Н. Юденич, как свидетельствуют все те же современники, вообще весьма неохотно занимался правительственными делами. Главным он считал вооруженную борьбу с большевизмом, поэтому почти все его распоряжения касались только Северо-Западной армии.

28 сентября 1919 года армия генерала Н. Н. Юденича перешла в наступление на Петроград и сумела захватить Гатчину и Красное село. До Петрограда оставалось всего двадцать километров, и уже виден был золоченый купол Исаакиевского собора. Однако дальше произошло непонятное — беспорядочное отступление и фактически разгром.

Сам Н. Н. Юденич до конца своих дней хранил по этому поводу гробовое молчание. Да и что он мог сказать, если никаких вооруженных восстаний, никаких забастовок, на которые так рассчитывал генерал, в городе не произошло.

Он не мог тогда знать, что по приказу Л. Д. Троцкого в городе шли расстрелы всех, кто мог быть заподозрен в симпатиях к Юденичу. Поступать аналогичным образом в отношении большевиков Н. Н. Юденич категорически запрещал. Уже в эмиграции многие обвиняли его в излишней либеральности. Генерал А. П. Родзянко с горечью отмечал в своих воспоминаниях:

«Большевистская агитация росла и росла. Никаких серьезных мер против нее не принималось, и красные агенты обнаглели до того, что не только открыто поназывались на улицах, но и спокойно завтракали и обедали в ресторанах. Настроение становилось все более нервным».