Бо Грёнбек - Ханс Кристиан Андерсен Страница 58

Андерсен не знал, кому верить. Он, конечно, считал, что критика глупа. Но и остальные тоже ошибаются. Сказки казались ему чистым развлечением, милыми пустяками, не имеющими особой литературной ценности. Вовсе не ими он собирался завоевать свои лавры. Но раз уж дети их охотно читали, а ему самому нужны были деньги, и к тому же ему нравилось сочинять сказки, то почему бы не издавать еще? Так он и делал в ближайшие годы, когда не был занят другими и, по его мнению, более важными делами, такими, как романы и пьесы.

Он начал с того, что пересказывал сказки, услышанные в детстве на Фюне: «Огниво», «Маленький Клаус» и «Принцесса на горошине», но уже четвертую, «Цветы маленькой Иды», завершившую первый сборник, он сочинил сам; она появилась, когда маленькая дочка поэта Й.М. Тиле однажды попросила рассказать ей что-нибудь. Скоро он уже сочинял сам больше, чем пересказывал. «Дорожный товарищ», «Дикие лебеди» и «Свинопас» — это народные сказки; но идею «Скверного мальчишки» он заимствовал из маленького стихотворения древнегреческого поэта Анакреона, «Новое платье короля» — это старый испанский анекдот, «Эльф розового куста» — переработка итальянской народной песни. Мотив «Сундука-самолета» взят из сказок «Тысячи и одной ночи», а ряд других детских сказок полностью придуман им самим (например, «Дюймовочка», «Русалочка», «Калоши счастья», «Ромашка», «Стойкий оловянный солдатик», «Райский сад», «Аисты», «Оле Лукойе», «Гречиха»).

Но откуда бы ни происходил сюжет, маленькие слушатели были в восторге. Конкретная, прямая манера рассказа была гениально приспособлена для их восприятия, дети всегда любили народные сказки; другие истории столь же просты своими событиями и идеей и происходят среди людей и в окружении, которые хорошо знакомы детям — или были знакомы в те времена.

Сам Андерсен очень нескоро понял цену сроим сказкам и в течение многих лет рассматривал их только как побочное занятие. Но их беспримерный успех в конце концов навел его на другие мысли. Их читали и ими восхищались не только в Дании, но и за рубежом, и все в большей и большей степени взрослые. Именно последнее убедило его в том, что Эрстед и Хейберг правы и что он — наполовину против своей воли — создал совершенно новую литературную форму, которая была не хуже других традиционных форм, и притом полностью его собственная. Он понял, что можно использовать сказки для передачи взрослых идей взрослым читателям.

«Я думаю, — писал он в 1843 году Ингеману, — …что я точно решил писать сказки! Те, что я издавал раньше, были старые сказки, которые я слыхал ребенком и которые охотно рассказывал и переделывал на свой лад; однако те, что я сочинил сам, например „Русалочка“, „Аисты“, „Ромашка“ и другие, пользуются наибольшим успехом, и это дало мне разбег! Теперь я рассказываю из головы, хватаю идею для взрослых — и рассказываю для детей, помня, что отец и мать иногда тоже слушают и им нужно дать пищу для размышлений!»

С тех пор он больше не называл свои сборники «Сказки, рассказанные для детей», а просто «Сказки».

Итак, теперь он писал и для детей, и для взрослых. Это было творчество в два этажа, выражаясь по-андерсеновски: язык и сказочное окружение он сохранил, но идеи за ними предназначались отцу и матери, которые слушали вместе с детьми. Однако это поэтическое достижение не было совершенно новым. Уже «Русалочка» и «Калоши счастья» не рассчитаны только на детей, а в детских сказках то здесь, то там встречается «пища для размышлений», едва ли воспринимаемая детьми. Новым было то, что после 1843 года писатель сознательно обращается к взрослому читателю. Детей могут забавлять и «Снежная королева», и «Соловей», и многие другие сказки, но едва ли они поймут их глубину, а такие сказки, как «Колокол», «История одной матери» или «Тень», вообще недоступны детям. Простой, псевдодетский стиль повествования является лишь пикантной маской, утонченной наивностью, которая подчеркивает иронию или серьезность.

Эта оригинальная форма сказочного повествования развивалась у Андерсена постепенно, она достигла совершенства после 1843 года. Все его шедевры: «Жених и невеста», «Гадкий утенок», «Ель», «Девочка со спичками», «Воротничок» и другие — были созданы в этот период. В 1849 году все его написанные к тому времени сказки вышли отдельным большим изданием, ставшим памятником художественного таланта писателя, которому не исполнилось и сорока пяти лет.

Но он еще не кончил писать сказки. В 1852 году вышло еще два сборника, но с новым заглавием. Теперь он называл их «Истории» — ему хотелось более широкого обозначения. На то были основания; правда, два этих сборника содержат несколько сказочных описаний (например, «Домовой у лавочника» и «Истинная правда»), но в них есть и многое другое: «История года» — это большая лирическая картина природы, «Веселый нрав» — забавный фельетон, «Сердечное горе» и «Пропащая» — ситуации и судьбы, взятые из действительности, «Через тысячу лет» — фантазия о будущем, а «Под ивою» — новелла. Жанровые и лирические зарисовки он сочинял и раньше. «Книга картин без картин» (1839) — это ряд сценок и лирических фрагментов, навеянных впечатлениями от мест далеких и близких, патетических, трогательных, юмористических, иронических, представленных как короткие рассказы луны, поведанные одинокому молодому художнику в мансарде. Именно в этом жанре он снова начал писать в 1852 году и в последние двадцать лет своей жизни написал много похожих историй, а кроме того, ряд более или менее коротких рассказов того типа, который точнее всего можно назвать новеллами. Но он не забывал и сказки и начиная с 1858 года называл свои сборники «Сказки и истории» — название удачное потому, что так он мог объединить сказки и несказки, как ему хотелось, и не должен был разделять эти две группы, в чем не было никакого смысла. Есть новеллы с начала и до конца реалистические, а в других есть сказочные черты. Называть их сказками или нет, зависит от вкуса. Общее для них — это сравнительно короткая форма, которая лучше всего удавалась писателю. Различные наброски, которые первоначально печатались отдельно в периодике или альманахах, были включены в его собрание сочинений вместе со сказками только потому, что они короткие.

В целом сказки, созданные после 1852 года, уступают шедеврам предшествующего десятилетия. Однако многие из них по заслугам известны и сейчас. Во всяком случае, все — и взрослые, и дети — знают сказки «Ганс-Чурбан», «Что муженек ни сделает…» (обе представляют собой обработки народных сказок) и «Снеговик», а кое-кто также «Дочь болотного царя», «Суп из колбасной палочки» и «Навозный жук». К числу менее известных сейчас историй относятся, например, «Ледяная дева», великолепная сказочная новелла из швейцарской жизни о борьбе слабых людей против могучих и опасных сил природы; «Ветер рассказывает о Вальдемаре До», странная человеческая судьба, поведанная под непрерывный шум ветра; «Как хороша!» с ее незабываемым портретом болтливой и бездарной тещи; «Что можно придумать» — о несчастном молодом человеке, который хочет к пасхе сделаться писателем и жить своим творчеством, но лишен фантазии; «Тетушка» — о старой театралке, которая абонировала ложу и все знания о жизни черпала со сцены; «Дриада», виртуозное и оригинальное по форме описание Всемирной выставки в Париже в 1867 году; «Великий морской змей» — о телеграфном кабеле, проложенном через Атлантический океан.