Александр Бондаренко - Милорадович Страница 58

«Наступала осень. Надлежало перейти обратно на левый берег Дуная, но в Петербурге требовали, чтоб армия непременно зимовала на правом берегу. Багратион не мог этого исполнить и впал в немилость. К падению его споспешествовали Милорадович, Ланжерон и другие, с которыми он не ладил. Они не могли прямо осуждать Багратиона, известного и государю, и России, и сваливали всю вину на Безака, заставлявшего их, александровских кавалеров, стоять по часам в своей передней, между тем как он пировал и любезничал с молодыми вельможами — Воронцовым[802], Бенкендорфом[803] и другими»[804].

Версия представляется сомнительной: Воронцов и Бенкендорф были слишком придворными людьми, чтобы не понимать значение того же Михаила Андреевича и в угоду мелкому тщеславию проявлять к нему хоть какое-то неуважение. Слишком дорого это могло бы им статься!

«В течение 1809 года Россия еще вела войну на Балканах и не особенно удачно, благодаря старости и дряхлости Главнокомандующего, князя Прозоровского. Его сменили скоро, заменив князем Багратионом, имевшим частные успехи. Затем был назначен Главнокомандующим юный и талантливый Н.М. Каменский[805], который сразу поставил дело на твердую ногу, и можно было надеяться на скорое окончание войны с Турцией»[806].

И ведь опять не повезло!

«Граф Николай Михайлович… покушался взять приступом Рущук, но принужден был отступить с потерей убитыми и ранеными до 8000 человек»[807].

Вспомним, что «…после неудачного штурма Журжи генерал Милорадович, восхваляя войска за их доблесть и мужество, всю вину принял на себя.

Совершенно обратное сделал граф Каменский 2-й. Этот баловень слепого счастья… впервые потерпел крупную неудачу и свалил всю вину на солдат, обвинив их перед императором Александром I в трусости. Приказ, отданный Главнокомандующим, содержал в себе незаслуженные обвинения и упреки, которыми истинный виновник неудачного штурма осыпал храбрые русские войска, имея единственной целью выгородить себя»[808].

«Умер Главнокомандующий граф Каменский; пустые слухи приписывают смерть его разным неосновательным причинам, но вероятно, что неудачи в гордых его замыслах, как то: штурм рущукский и пр., потрясли дух и слабое его телосложение и ускорили смерть»[809].

Кто же должен был продолжить войну? «Вся наша армия дрожала от страха иметь начальником графа Каменского[810] или Милорадовича. Это был единственный страх, который ей доступен. Я не разделял их опасений, ибо только что приехал из Петербурга, где узнал наверное, что ни один из этих генералов не обречен заставлять нас краснеть за свои промахи»[811].

«Еще молодой герой боролся со смертью, как Михаил Илларионович прибыл, по высочайшему повелению, в армию и вступил в права Главнокомандующего»[812].

Предоставим Кутузову завершать кампанию, а сами вслед за Михаилом Андреевичем отправимся к новому месту службы. Хотя, сославшись на мнение историков, скажем, что «в течение Турецкой войны обрисовалась личность Милорадовича, как начальника, необыкновенно заботливо и неутомимо относившегося к всестороннему удовлетворению потребностей войск, и как благородного человека, который бесхитростно пресекал козни продажной администрации княжеств»[813].

«29 мая [1810]. Прибыл новый военный губернатор киевский, Михаил Андреевич Милорадович»[814], — записал в дневнике митрополит Серапион[815].

«Киев поставлен на горах; под ним течет быстрый Днепр и красит картину города… Вообще город велик и хорошо устроен; он имеет 15 верст длины и много домов со вкусом»[816].

По прибытии Милорадович писал генералу Сафонову: «Я теперь в Киеве могу по всем обстоятельствам на опыте доказать усердие и ревность. Дел много — стараться буду исполнять, но не могу забыть моей тоски, почему мне в столицу не позволяют приехать? Пришли, душа моя, мне четырехместную и двухместную карету лучшей моды. Прости. Люби верного друга Милорадовича.

P. S. Своих денег мало, суммы никакой нет, прощай экономия»[817].

Вряд ли Михаил Андреевич думал, что в благословенной Малороссии его ожидает спокойная жизнь. Вот как описывал царившую в Киеве в начале XIX столетия обстановку известный мемуарист Филипп Филиппович Вигель (1786—1856): «Всего охотнее собирались поляки не у соотечественника своего, а у англичанина, который тогда был военным или генерал-губернатором киевским… Поляки, чуя уже близкое могущество свое в Петербурге, с каждым днем становились более наглы и надменны. Главный приют их был у Феньша[818]»[819]. «Настроение общества, господствовавшее при нем и несколько позже, значительно изменилось при Милорадовиче»[820].

Графу А.А. Аракчееву — 5 июля 1810 года:

«В городе Киеве общественная война: мещане против солдат, русские против бывших поляков. Ссоры в судах и в обществе, но сие последнее более происходит от личностей только некоторых особ.

Солдатами я чрезмерно доволен; они с отличным усердием и веселостью работают, с ощутительным успехом и поспешностью, и дисциплина старанием генерал-майора Ермолова[821] так наблюдается, что даже в буйственных поступках мещан против солдат сии последние отдаляются, а иногда и страдают. Я взял надлежащие меры, следуя однако ж в точности гражданскому обыкновению, но давая вид полезной строгости, и надеюсь, что поселю между мещанами и солдатами дружбу, столь для общества полезную»[822].

П.А. Сафонову —17 июля 1810 года:

«В Киеве нашел я ссоры, сплетни — и так моя судьба только разбирать неприятности; много сие стоит мне чувствительности. Прощай, пожелай другу твоему покоя и верь в вечной дружбе твоего Милорадовича»[823].

И еще одно очень интересное послание Сафонову — от 7 августа:

«Бесполезный мой адъютант Аракчеев давно мне известен по своему дурному поведению и сколько ни желал его не посылать в Санкт-Петербург, но наконец согласился, снисходя на слезные и убедительнейшие просьбы. Теперь получаю я два раза извещения от графа Аракчеева, который пишет ко мне, чтобы я его непременно взял из Санкт-Петербурга, потому что он шалит и мотает. По сему принужден я отправить нарочного, дабы он непременно Аракчеева привез, и все комиссии, которые я дал Аракчееву, взял бы от него.