Бернард Хаттон - Секретная миссия Рудольфа Гесса. Закулисные игры мировых держав. 1941-1945 Страница 58

– Господин председатель, я хочу сказать следующее: в начале сегодняшнего дневного заседания я передал своему защитнику записку, где выразил мысль о том, что этот суд может закончиться гораздо быстрее, если мне позволят высказаться. Я заявляю следующее.

Чтобы предотвратить любую возможность объявить меня неспособным подвергнуться судебному преследованию, хотя я желаю постоянно присутствовать на заседаниях суда… я хотел бы сделать перед трибуналом следующее заявление, хотя первоначально собирался сделать его позднее.

Моя память снова в полном порядке. Я симулировал амнезию из тактических соображений. На самом деле я чувствую, что у меня лишь слегка ослабла способность к концентрации. Но следить за ходом суда, защищать себя, задавать вопросы свидетелям или давать ответы на вопросы – на все это я вполне способен.

Я хочу подчеркнуть тот факт, что несу полную ответственность за все то, что я делал или подписывал единолично или совместно с другими. В принципе я считаю этот трибунал не компетентным, и заявление, которое я только что сделал, никак не опровергает это мнение. Поэтому, разговаривая со своим официальным защитником, я делал вид, что ничего не помню. Поэтому он совершенно искренне утверждал, что я потерял память.

Гесс засунул конверт в карман и вернулся на свое место на скамье подсудимых. Зал взревел, а он лишь презрительно улыбался, сидя на своем стуле.

Председатель трибунала:

– Заседание суда прерывается!

– Я все-таки настаиваю, что Гесс не способен защищать себя, – сказал доктор фон Роршайт. – Это заявление, которое застало нас всех врасплох, не может вернуть его в нормальное состояние!

Гесс придерживался другого мнения: «Я выставил на посмешище психиатров пяти стран!»

Но позже добавил, что все это не имеет никакого значения, поскольку он уверен, что его все равно казнят.

После сенсационного заявления, что его память теперь в полном порядке, бывший заместитель фюрера в приподнятом настроении вернулся в свою камеру.

Там его допросил майор Келли. Гесс заявил, что теперь помнит все, что случилось в его жизни, но после того, как майор задал ему несколько вопросов, он признался, что многие вещи припоминает с трудом.

Он радовался как ребенок, что изображал потерю памяти так искусно, что обманул специалистов по душевным болезням. Особенно радовало его то, что он надул самого Германа Геринга. Тест с движущимися картинками, говорил Гесс, был самым трудным, и он был уверен, что некоторые люди, которые общались с ним почти постоянно, вроде майора Келли, вероятно, заметили, что его реакция на эти картинки была неискренней. Гесс рассказал майору Келли, что во время пребывания в Англии он действительно терял память. Из этого он вынес заключение, что люди, задающие ему вопросы, не настаивают, чтобы он вспомнил забытые им вещи. И это подсказало ему мысль прикинуться потерявшим память, чтобы избежать настойчивых расспросов. Гесс надеялся, что англичане отправят его домой как душевнобольного, объяснил он, а потом пересказал майору Келли в мельчайших подробностях весь свой полет в Шотландию и добавил, что Гитлер не знал о его намерении предложить Британии мир.

Майор Келли в своем отчете писал: «Во время этой беседы Гесс вел себя гораздо дружелюбнее, чем до нее и после нее. Ему очень льстили мои замечания о том, что в нем погиб талантливый актер, и он был необыкновенно счастлив, что ему удалось обвести вокруг пальца всех».

Но товарищам Гесса по заключению было не до смеха. Геринг просто кипел от ярости. Он, конечно, радовался, что Гесс сумел обмануть судей, но его возмущало то, что он надул и его. Фон Ширах считал, что так, как Гесс, ведут себя только ненормальные. Он тоже был доволен, что Гесс посадил в лужу медицинских экспертов, а с их помощью – и весь трибунал, но сожалел, что ведущий нацист уронил свое достоинство. Фон Риббентропа заявление Гесса потрясло до глубины души, и он никак не мог прийти в себя и всем говорил:

– Он не узнавал меня. Я смотрел на него. Говорил с ним. Но у него было такое выражение, будто я ему совсем незнаком. Сыграть это совершенно невозможно. Меня ведь нельзя обмануть.

Штрейхер без обиняков заявил:

– Поведение Гесса – это позор и издевательство над германским народом.

Но суд продолжался, и Гесс не мог скрыть, что в его памяти имеются серьезные провалы и он страдает от галлюцинаций. Он пытался воздвигнуть защитный барьер между собой и остальным миром и демонстрировать безразличное отношение ко всему, что его окружало, вытягивался по стойке «смирно» во время допросов, отказывался пожимать руку и отвергал любые другие дружеские авансы. Он подозревал всех и вся. Когда доктор Джин Дилей попросил его расписаться, он отказался, мотивировав это так:

– Мою подпись могут использовать на любом документе, опубликованном мне во вред.

Один из охранников в тюрьме коллекционировал автографы военных преступников, платя им за это по доллару. Он попросил Гесса дать ему автограф и протянул долларовую бумажку. Бывший заместитель фюрера отошел к стене и медленно разорвал этот доллар на мелкие кусочки.

– Наши германские подписи бесценны, – заявил он.

В декабре 1945 года Гесс снова стал жаловаться, что в его пищу добавляют яд. В разговоре с майором Келли он признал эти мысли очень странными, но заявил, что избавиться от них не может.

– Даже сейчас они временами приходят мне в голову. Я смотрю на кусок хлеба или на какую-нибудь другую еду, и неожиданно у меня появляется мысль, что они отравлены. Я пытаюсь разубедить себя, но иногда решаю эту проблему тем, что отодвигаю этот кусок на другую сторону тарелки. Если же я заставляю себя съесть его, то у меня тут же начинаются сильные боли в животе или кружится голова.

Охранники, которые каждый день обыскивали его камеру, постоянно находили кусочки пищи, тщательно завернутые в бумагу и спрятанные в разных местах.

Однажды Гесс в тюремном дворе подошел к Герингу и спросил его, слышит ли он звук какого-то механизма, работающего под их камерами. Геринг заявил, что это работает электрогенератор, на что Гесс ответил:

– Я уверен, что этот мотор был специально установлен для того, чтобы не давать нам спать по ночам и довести нас до нервного срыва на суде.

Геринг отмахнулся от его подозрений, но позже заявил об этом инциденте властям, добавив, что Гесс, без сомнения, сумасшедший.

После этого Геринг стал заявлять всем, что Гесс всегда был слегка не в себе. По этой причине он, Геринг, категорически возражал против назначения Гесса вторым заместителем фюрера. Он говорил, что в тот день, когда Гитлер объявил о германском вторжении в Польшу, фюрер назвал Геринга своим преемником и добавил, что если с Герингом что-нибудь случится, то Германией станет управлять Гесс. Геринг был в шоке от этих слов. После того как Гитлер закончил свою речь, он отвел фюрера в сторону и сказал, что Гесс для такой ответственной работы не годится. На это Гитлер ответил, что Гесс – его старый друг и должен получить награду за свою напряженную работу. В конце концов, добавил язвительно Гитлер, когда Геринг станет руководителем страны, он может назначить своим преемником кого захочет.